Андрей Молчанов - Улыбка зверя

Колдунов, Урвачев и Ферапонт явственно насторожились.

— Нет, нет, не подумайте ничего дурного… — выставил вперед ладонь Джордж. — В конце концов, каким образом распоряжаться средствами — личное дело каждого. Но если вам потребуется содействие с открытием счетов в Штатах — к вашим, что называется, услугам… Тем более для вас дело это крайне выгодное. Во-первых, растут проценты, а во-вторых, поскольку вы не резиденты, то не платите никаких налогов. Далее. Поступления от очередных сделок автоматически оседали бы в банке. Знаете, гораздо спокойнее, когда деньги остаются на месте и не пересекают лишний раз государственных границ…

— Резонно, — сказал Колдунов. — Это мы с вами непременно и подробно обсудим. А теперь прошу к столу, господа. Надо по русскому обычаю обмыть наше дело…

Застолье, устроенное в честь заокеанского гостя, увы, получилось пресным, натянутым и скомканным. Американец за успех предприятия выпил самую малость, да и то эту малость немилосердно разбавил апельсиновым соком; съел пару бутербродов с икрой, поклевал как птица от нескольких закусок, скоро осовел и, сославшись на тягость акклиматизации и на усталость после дальней дороги, попросил отвезти его в гостиницу. Компаньоны сердечно попрощались до вечера, усадили его в машину с охраной, и уже через пятнадцать минут Эвирон переместился в бывший трехкомнатный обкомовский номер “люкс”, оснащенный новомодным джакузи, двумя туалетами и холодильниками, набитыми под завязку деликатесами и напитками.

За столом в комнате отдыха, примыкавшей к кабинету мэра, между тем продолжался заинтересованный разговор.

— По поводу заграничного счета, по-моему, он разумные вещи говорил, — поведал сидящим напротив него гангстерам Колдунов. — Надо будет подробно выяснить что к чему…

— Мутный он, — недоверчиво покачав головой, заметил Ферапонт. — Скользкий какой-то. Взять бы его хорошенько за жабры да встряхнуть…

— Скользкий-то скользкий, но и без него никуда, — возразил Колдунов. — Верить, конечно, никому нельзя, но, с другой стороны, до сих пор все чисто шло. Он слово держит…

— Меня этот заграничный счет тоже заинтересовал, — ковыряя в зубах зубочисткой, сказал Урвачев. — Мало ли что в жизни может случиться? У нас государство — как псих со справкой. Чего хочет сотворит, и ничего ему за это не будет. Власть переменится, начнутся разборки. Реквизиции, проверки, выяснения… Лучше иметь крепкие тылы. То, что сегодня норма в нашей стране — завтра преступление. И наоборот. Моего прадеда, кстати, раскулачили и в Магадан на четвертак строгача зарядили… А за что? За то, что имел двенадцать венских стульев и граммофон. А уж нас-то… Историю надо помнить!

— А не сдаст этот банк американский информацию кому не надо? — вскинул брови Ферапонт. — А то ведь…

— Да они, что, идиоты? — с напором спросил Урвачев. — Кто из них и когда чего сдавал? Только под давлением следствия, не иначе. Им вложенные деньги возвращать — никакого смысла. Да и потом у них банковская система отлаженная, все четко, шито-крыто… И ни с какими аферами в их сфере особенно не развернешься. Все продумано лучшими умами — система безопасности, гарантий, то-сё… Другое меня волнует: верного бы человечка к американу приставить, чтоб глаз с него не спускал…

— Кого же ты к нему в Штатах приставишь? — задумчиво буркнул Ферапонт.

— А верно ли я понял, уважаемый Вениамин Аркадьевич, что американец наш холостяк? — обратился Урвачев к хозяину кабинета.

— Полгода назад жена у него умерла, — подтвердил Колдунов. — И, говорит, что больше жениться не намерен. Там у них жены жуткие, стервозные до невозможности…

— Точно, — сказал Ферапонт. — Там на постороннюю бабу глянул не так, изнасилование могут пришить…

— Это хорошо-о, — задумчиво произнес Урвачев. — Это очень даже хорошо-о… Вот что, Ферапонт, я надумал… Надо свести его как-нибудь с Ксюшей, она его живо обработает. Отправим ее с ним в Штаты, пусть, дескать, со страной ознакомится, в Диснейлэнд съездит, в море теплом искупается… А вы, мол, дорогой мистер Джордж, будьте любезны в качестве гида недолгое время с ней провести…

— Сестру продаешь, — неодобрительно отозвался Ферапонт.

— А что сестре? И делу польза, и ей выгода. Если, конечно, выйдет так, как я планирую. А интуиция подсказывает, что тут все должно пойти как по маслу. Не устоит американец перед Ксюшей, ни за что не устоит!

— Сергей Иванович дело говорит, — одобрил Колдунов. — Одним махом нескольких зайцев убиваем — и предприятию нашему укрепление, и денежкам присмотр, и круг ограниченных лиц это… по-прежнему остается узким… Ваша сестра какой язык изучала в школе?

— Английский, вроде…

— Вот и чудно. Пусть постажируется в Америке, расширит словарный запас. Думаю, мистер Джордж не откажет в такой малости. А если еще и внешние, так сказать, данные…

— Внешние данные — охренеть можно! — мрачно сказал Ферапонт. — Если б она Рвачу не сестра…

— Великолепно! — хлопнул в ладоши Колдунов. — Считайте меня, так сказать, сватом… Егор Тимофеевич, еще по рюмашке?

— Давай. По рюмашке и я отваливаю. Через час поезд в Москву. Так что вы уж тут без меня сватайтесь.

— А я с вами раскланиваюсь до вечера, — пожимая руку Колдунову, сказал Урвачев, поднимаясь с места. — Стало быть, в восемь часов “У Юры”?

— Да, Сергей Иванович. Но там о делах ни слова. Просто отдыхаем. Возможно, со мной будет еще парочка журналистов.

— Это… насчет РУБОП? — спросил Урвачев.

— Именно, как мы и говорили… Несколько материалов об их преступлениях, о превышении полномочий, о взятках не помешают. Знаете, все-таки центральные газеты, огласка… Тут, конечно, и прокурор Чухлый со своей стороны будет действовать, дела-то заведены… Важно, чтобы предоставленные вами свидетели на попятную не пошли, когда скандал по-настоящему разгорится, чтобы от показаний не отреклись и в одну дуду дудели…

— Уважаемый Вениамин Аркадьевич, — с легкой укоризной сказал Урвачев. — Мои свидетели даже на страшном суде будут говорить только то, что я им прикажу. Так-то… До свидания.

— До скорого свидания, Сергей Иванович.

— Пойду и я, — Ферапонт поднялся, махнул полфужера коньяку и, запихивая в рот кусок севрюги, направился к выходу вслед за Урвачевым.

Оставшись в одиночестве, Колдунов взглянул на часы. Московский корреспондент должен был подойти с минуты на минуту. Редактор местной газеты “Демократ Черногорска” давно уже сидел в приемной, ожидая вызова.

“Этот свой, черт с ним, пусть потомится,” — подумал Колдунов.

Редактора — сорокалетнего Бориса Голикова, он недолюбливал, ибо находил в его натуре нечто родственное со своей, причем родственность эта имела свойство едва ли не пародийное.