Андрей Молчанов - Улыбка зверя

— Прозоров, не притворяйся, — Ада тихо провела ладонью по его щеке. — Я же вижу, ты давно не спишь. У тебя веки дрожат…

Иван Васильевич открыл глаза. Никакого закатного солнца не было и в помине. Тусклые сумерки наполняли холодную комнату.

— Вот какой ты негодяй, Прозоров, — положив голову на его плечо, укоризненно проговорила Ада. — Воспользовался минутной слабостью беззащитной женщины. Наивной девочки, можно сказать…

— Ну, насчет наивной девочки я бы мог поспорить… — откликнулся Прозоров, чувствуя в себе спокойную и уверенную силу. — Признаться, более искушенной и распутной любовницы я в жизни не встречал.

— Не смущай меня, Прозоров. Можно подумать, что до сих пор ты спал исключительно с добропорядочными домохозяйками. Или с завучами средней школы…

— Может быть, и так, — неопределенно сказал Прозоров.

— А такую, как я, встретил в первый раз в жизни…

— Ты на удивление точно формулируешь мои мысли и чувства.

— Ты не против, если мы когда-нибудь встретимся еще разок?

— Когда же?

— Да вот хотя бы сейчас! — Рука ее соскользнула с его плеча, простучала острыми ноготками по груди…

Через полчаса Прозоров хлопотал у печки, щепал лучину небольшим топориком, искал бумагу на растопку. Ада, высоко подбив подушку и укрывшись до подбородка медвежьей шкурой, наблюдала за ним из своего угла.

— У меня странное и легкое чувство, — сказал Прозоров, взглянув на нее. — Мне кажется, я сейчас взлечу к потолку, точно воздушный шарик… Тэ-эк… Где же, где же, где же у него газеты? — Он обвел взглядом комнату и вдруг, усмехнувшись, шагнул к стоящему под столиком кейсу, открыл его, вспорол уголком топорика целлофановую обертку. Затем, вытащив пачку долларов, небрежно распечатал ее, извлек стодолларовую купюру. Чиркнул спичкой, поджигая ее с уголка и — сунул в печурку.

Затрещала сухая лучина.

Он понимал, что, поступая так, выглядит фатовато, но какая-то хмельная дудочка поигрывала в нем, понуждала совершать глупости.

— Пошло, — прокомментировала из своего угла Ада. — До чего же пошло, Прозоров! С какой стороны ни глянь, ужасающе пошло! Но знал бы ты, милый мой, как это здорово и хорошо!.. Я никогда не забуду этот дом. Давай купим его у твоего приятеля и пусть здесь будет музей… А когда ты действительно состаришься, будешь его смотрителем. Злым таким, ворчливым дедом в валенках…

— А где же будешь ты? — подбрасывая в огонь дрова, не оборачиваясь, спросил Иван Васильевич.

— А я к тому времени буду далеко-далеко… — тихо и мечтательно, как показалось Прозорову, сказала она. — Страшно далеко. Но я и оттуда буду за тобой следить…

— Перестань, Ада, — возясь с дровами, поморщился Прозоров, чувствуя, как сердцем его овладевает смутное беспокойство. — Слова — опасная вещь, не накликай… В конце концов, мы вместе можем отправиться в твое далеко, а в смотрители кого-нибудь другого наймем, из местных…

— Прозоров, а ты ведь совсем мальчишка! Честное слово. Вот я гляжу отсюда на тебя…

— Не говори глупостей, Ада, — прервал ее он, захлопывая дверцу печки и поднимаясь с корточек. — Я на двадцать лет старше тебя…

— Мне тысяча лет, Прозоров, — сказала Ада. — Женщине всегда тысяча лет…

— Что с тобой, Ада? — встревожился он, вглядываясь в ее лицо. — Отчего ты плачешь? Все будет нормально, Ада, я тебе обещаю…

— Хорошо, — сказала она неестественно бодрым тоном. — Все будет нормально, ты прав. Я проголодалась. И давай, наконец, пересчитаем эти деньги…

— И считать нечего. Там шестьсот тысяч, — сказал Иван Васильевич. — Ровно шестьдесят пачек.

— Пятьсот девяносто девять девятьсот. Сотню ты уже извел.

— Ну да… Часть возьмем на текущие расходы, а остальное припрячем здесь.

— Где же мы их припрячем?

— В нужнике, разумеется. Где же еще прятать деньги на даче?

— Вот так, да? Ну а дальше что?

— А дальше переночуем здесь. Рано утром электричкой в Москву. Снимем на месяц квартиру у моей бывшей жены, возобновим кое-какие прежние связи и будем без суеты и спешки искать Ферапонта.

— А как же мы снимем квартиру у твоей жены? Она же ревновать будет…

— А мы ее отправим в оплачиваемый отпуск. Выкупим ей горящую путевку на Канарские, положим, острова. А что? Она согласится. Билет в оба конца, щедрые командировочные в качестве компенсации за погубленную ее молодость, и — прощай, милый друг…

Сразу же после получасовой операции по извлечению пули из правого плеча Сергея Урвачева, успешно проведенной бригадой лучших хирургов военного госпиталя города Черногорска, раненого мафиозо на всякий случай на всю ночь поместили в отделении реанимации.

На следующее утро дежурный врач обследовал его, измерил температуру, и — вздохнул с облегчением: кажется, опасность, нависшая над персоналом, миновала. Пациент был переведен в отдельную палату, к дверям которой от реанимационной молча переместились и четверо угрюмых охранников, в наброшенных на плечи одинаковых кожаных курток белых халатах.

По аллеям госпитального двора, а также вдоль бетонного забора по двое и по трое прогуливались такие же мрачные человекоподобные существа, внимательно наблюдая за окнами госпиталя, за пропускным пунктом, за всеми въезжающими и выезжающими машинами, чутко реагируя на всякое движение и на всякий шум, доносящийся извне, из-за забора.

Сестра раненого бандита, просидевшая в коридоре до самого окончания операции, уехала ночью домой, но утром вернулась обратно.

— Ну что, Сережка? — участливо спросила она, присаживаясь на край постели и косясь на капельницу. — Как ты?

— Все хорошо, Ксюша, — хрипло отозвался Урвачев. — Дня через три обещают выписать. Какие у тебя новости? Что в “Скоксе”? Как Колдунов?

— Колдунов просил не афишировать его участие в этом деле… Ну, в смысле, что он тоже был там…

— Это понятно…

— Во-вторых, Джордж отправляется в Москву, от греха подальше… Между прочим, на самолете…

Урвачев криво усмехнулся. Облизнув сухие губы, произнес:

— Колдунов с ним все обговорил. Насчет счета в банке… Служебный паспорт МИД и визу мне сделают, полечу в Штаты, как советник мэра, справочку подготовят… Но главное, сначала туда отправить тебя… А тут — закавыка! Видишь, какая лажа в дело включилась…

— Почему закавыка? Джордж обещал мне помочь с визой, — уверенно произнесла Ксения. — У него в посольстве какой-то знакомый — говорит, то ли работали когда-то вместе, то ли учились… Взял мой паспорт и фотографии, сказал, что анкету заполнит сам. Так что, вероятно, через недельку поеду в Москву, а оттуда — в Нью-Йорк. Он сказал, что без меня не улетит, такие дела.

— Когда это вы снюхаться-то успели? — неприязненно спросил Урвачев.