Александр Белов - Бригада 15. Тень победы

И только когда Савин, утомленный бессодержательной речью гостя, стал демонстративно поглядывать на часы, Буцаев вдруг резко изменил тон беседы.

— Поразительно, как порой несправедливо устроен этот мир! — изрек он и сокрушенно покачал головой. — Я навел о вас кое-какие справки... Вы знаете, что на вас делают очень высокие ставки?

Тренер расплылся в довольной улыбке и сказал, что те, кто так делает, поступают совершенно правильно. Потому что Сергей обязательно побьет Хьюитта.

— Очень на это надеюсь, — подхватил Буцаев. — Но ведь ваш гонорар в случае победы постыдно мал, не так ли?

— Что поделаешь? — развел руками Савин. — Бой пока еще не титульный, только з&звание претендента. Как бы то ни было, гонорар в случае поражения будет еще меньше. Мы настроены на победу, — боксер и тренер переглянулись. — Мы всегда на нее настроены.

— Весьма похвально, — сказал Буцаев. — Но знаете, вы могли бы неплохо заработать, если бы... мы сумели договориться.

Сергей не сразу понйл, в чем суть предложения красавца, но, судя по тому, как напрягся Савин, Буцаев говорил что-то не то. Нечто такое, что очень не понравилось тренеру.

— Мы не идем ни на какие договоренности перед боем, — жестко сказал Савин. — И вообще, Роман Остапович, я думаю, что не стоит даже обсуждать эту тему. Простите, у нас режим. Вам пора идти.

Буцаев вздрогнул: кровь бросилась ему в лицо, но он сумел взять себя в руки. Эти простаки, пока не знают, с кем имеют дело. .

— Это просто бизнес, — сказал он мягким, вкрадчивым голосом. — То, что я предлагаю, в ваших, поверьте, интересах.

Тренер встал, подошел к двери, открыл ее и показал Буцаеву на выход.

— Спасибо за предложение, но мы не готовы его рассматривать.

Буцаев снял с колен белую шляпу, смахнул с нее воображаемую пылинку и водрузил на голову. На пороге он остановился.

— Очень жаль, что вы не готовы. Причем это в большей степени относится к вам, чем ко мне. Просто вы пока этого не понимаете.

— До свидания, — пробурчал тренер и бесцеремонно захлопнул дверь перед самым его носом.

До Сергея не сразу дошла суть происходящего. Он в это время был в другом месте: мысленно прокручивал последние бои своего противника. Хьюнтт был

неудобным соперником — левшой, да к тому же очень длинноруким и с блестящей реакцией.

— Так зачем он приходил? — спросил Сергей тре-нера.

— Этот подлец хотел, чтобы ты лег, — ответил Савин.

— А-а-а... — сказал тогда Степайцов и тут же выбросил эту чушь из головы.

Но теперь, в свете исчезновения Савина, давешний разговор приобретал совсем другое значение и вес. Тот пижон в белой шляпе оказался человеком дела. Альберт медленно прошелся по комнате, постукивая кулаком о ладонь. Остановился перед сидевшим в кресле Сергеем.

— Ты думаешь, это Буцаев? — спросил он боксера. — Вполне может быть. Меня смущает только одно: что он больше не объявлялся. Отметился и пропал. Если Анатольич у него, то почему он не выдвигает никаких требований? Почему он на него давит, а не на тебя. Он ведь давно уже мог продиктовать тебе свои условия. В чем суть игры?

— Не знаю, — растерянно произнес Степанцов.

— То-то и оно. Ты давай не гони волну. Подождем до утра, ладно?

— Окей. Похоже, ничего другого нам не остается, — согласился расстроеный Степанцов. — Но я все-таки не понимаю, что происходит?

Сергей никак не мог разобраться в своих чувствах и был совершенно сбит с толку. На ринге он привык встречаться с противником лицом к лицу. Но то, что творилось сейчас, никак не напоминало единоборство. Скорее, бои без правил.

Раньше тренеру удавалось ограждать его от закулисных интриг: в профессиональном боксе, как и в любом другом виде спорта, их всегда хватает. А теперь — Савин пропал сам. И поэтому Степанцов пребывал в глупой растерянности. Между тем до боя оставалось всего два дня. И Сергей понимал, что он — не готов.

Первая неделя отпуска прошла, как сон. Из Нью-Йорка они поехали на запад, в Йеллоустонский национальный парк. Огромный парк занимал территорию, принадлежавшую сразу трем соседним штатам: Вайоминг, Айдахо и Монтана. Лайза рассказала Белову, что все это — исконные территории индейских племен, по именам которых и названы сами штаты. Лайза знала о Йеллоустоне не так уж и много. Она была здесь только один раз — в раннем детстве; с тех пор прошло почти двадцать лет.

В свою очередь, Белов продемонстрировал незаурядную эрудицию; он сходу прочитал ей лекцию о достопримечательностях Йеллоустона, особенно о здешних всемирно известных гейзерах. Естественно, трепетное отношение Белова к гейзерам ее не удивило. Ведь он уже давно с упорством одержимого коллекционировал все, что связано с вулканической деятельностью.

Но, как ни странно, Лайзе очень нравилась эта черта его характера стремление во всем пойти до конца, докопаться до самой сути. Было в этом что-то очень мужское и очень русское. Иной раз Лайза ловила себя на мысли, что она сильно изменилась под влиянием Саши. Он позволил ей посмотреть на себя и на Америку со стороны. Бывали даже случаи, когда она, прежде чем ответить на простой и, казалось бы, очевидный вопрос, сначала задумывалась, а что сказал бы на это Белов?

Лайза злилась на себя; ей казалость, что она теряет свою самость, свою индивидуальность. Но потом при-

шла к выводу, что перемены, происходящие в ней, — совершенно естественны и обусловлены самой природой. Разве женщина не подобна жидкости, принимающей форму сосуда? Она тут же поймала себя на ]2ыс-ли, что если бы эта крамола стала достоянием гласности, американские феминистки подстерегли бы ее темным вечером и разорвали на части.

Бог с ними. Главное, что Белов ей дает ощущение надежности и постоянства. А это, пожалуй, главное, что нужно женщине, — плечо, на которое всегда можно опереться. Лайза успокоилась, когда поняла, что чувствовать себя любимой женщиной Александра Белова ей нравится ничуть не меньше, чем быть Лайзой Донахью. А иногда даже больше.

Они пересекли континент менее чем за два дня. Белов, казалось, был сделан из железа. Он буквально сливался с рулем, не чувствуя усталости. Иногда Лайза думала, что ее «Тойота» значительно выигрывает по части комфорта... Но у «Стингрея» было другое преимущество — репутация грозного пожирателя километров, которая полностью соответствовала действительности!

Прав был мистер Робертсон: эта машина не умела ездить. Она, как птица, была создана для полета. «Стингрей» со свистом вспарывал тугой встречный воздух, распугивая конкурентов на своей полосе густым утробным басом многолитрового движка, тогда как встречные машины шарахались от одного его вида. И Белов радовался как ребенок. Его захлестывал адреналин от сознания, что под ногой — табун в триста шестьдесят лошадей, и одного легкого нажатия на педаль достаточно, чтобы они вырвались на волю и понесли.