Юрий Козлов - Колодец пророков

Слово «ошибка» в абсолютном соответствии с тезисом из ставшей хрестоматийной статьи крупнейшего российского гиперромановеда Илларионова «Внутренний мир человека и законы гиперромана» заставило его вспомнить давние курсы повышения квалификации.

Генерал Толстой читал на них специальный курс под названием «Термины реальные и мнимые». Повышающие квалификацию сидели в специальных кабинках (чтобы не видели, друг друга), слушали генерала через наушники, поглядывая на монитор, изображение на котором, по мнению генерала, должно было активизировать работу подсознания. Па мониторе в кабинке Илларионова в непонятной последовательности сменяли друг друга разноцветные геометрические фигуры и фотографии обнаженных женщин. Сквозь шифрованное стекло до него чуть слышно доносились отдельные слова синхронного перевода на французский и ретороманский языки. Лекцию генерала Толстого, стало быть, слушали не только соотечественники.

По мнению генерала, не ошибался в этой жизни только тот, кто не родился на свет. Он разделял ошибки на исправимые, трудноисправимые и неисправимые.

Исправимые ошибки — ошибки X — как правило, совершались непосредственно исполнителем и им же (в основном ценой чужих жизней) исправлялись.

Трудноисправимые ошибки — ошибки Y — имели место, когда в игру вступали внешние — общественно-политические, государственные, криминальные или метеорологические — факторы, скажем, параллельная операция в данном секторе действительности другой спецслужбы, которых исполнитель, естественно, предусмотреть не мог. Возможность исправить ошибку Y на месте составляла арифметическую пропорцию «два против восьми». Точно такой же, только в зеркальном отображении — восемь против двух, — была и возможность потерять жизнь. Генерал Толстой советовал исполнителям стремиться к сохранению собственной жизни, немедленно уходить с места события, ибо возможность исправить ошибку Y в дальнейшем — уже не на уровне исполнителя — возрастала и составляла четыре против шести.

И, наконец, последняя — неисправимая ошибка Z — когда на факторы личностный и общественно-политический накладывался фактор судьбы (рока, фатума, предопределения) — наиболее трудно просчитываемый в оперативной и аналитической работе. Ошибка Z выступала в роли той самой последней капли, вызывающей наводнение, камня, порождающего в горах лавину. «Судьба, — помнится, объяснил генерал Толстой, — зачастую вынуждена действовать (реализовываться) через в общем-то лишнее в логической цепи звено (фактор Y — общественно-политическую ситуацию в обществе), потому что иначе кирпичи бы падали с неба как дождь, а в метро люди умирали бы от сердечных приступов на каждой остановке. Подобный — незакамуфлированный — метод сокращения числа людей, равно как и осуществления разных прочих превращений, вызвал бы в обществе куда большие сомнения, чем, скажем, их мнимо естественный характер — в результате политических или уголовных репрессий, военных путчей или законных выборов. Таким образом, — делал вывод генерал, — политика — это штрафная площадка судьбы. Оттого в ней так мало логики и так много грязи и крови».

После чего он предложил слушателям в оставшееся до перерыва время, а оставалось чуть больше десяти минут, изложить на компьютере собственную программу если и не исправления неисправимой ошибки Z, то, по крайней мере, ее блокировки.

Илларионов подумал, что (чисто теоретически, естественно) исправить неисправимую ошибку можно только вернувшись в существовавшие ранее — доошибочные — исходные данные, либо с помощью аварийного перевода ситуации в новую реальность. В первом случае была необходима машина времени. Во втором — помощь инопланетян или Господа Бога.

Илларионов вдруг подумал, что ему нравится сидеть в коридоре по двум причинам. Первая: он чувствует здесь себя в полной безопасности. И вторая: ему никак не отделаться от предчувствия, что смерть к нему придет именно из коридора. Илларионов давно понял, что ничто не дарит человеку столь бездонного спокойствия, как осознание непреложного факта, что суть и смысл сущего заключаются во взаимоисключениях. Илларионову казалось, он знает, что чувствуют нерожденные люди, которые, если верить генералу Толстому, не совершают ошибок.

А тогда на курсах повышения квалификации он быстро набросал на компьютере первые пришедшие в голову мысли и с легким сердцем покинул лекционную кабину. Илларионов не сомневался, что его мысли не представляют ни Малейшей ценности для вечности.

В том, что управление генерала Толстого работает на вечность, не сомневался никто. Об этом, занимающемся высшей, «проникающей», то есть непосредственно воздействующей (как рентгеновские лучи на человека) на действительность, аналитикой в двенадцатом управлении ходили легенды. Никто доподлинно не знал, чем занимается управление и входящие в него отделы. Никто не знал и кто конкретно там работает. Но было известно, что там работают лучшие из лучших, прошедшие умопомрачительные тесты и невообразимые испытания интеллектуалы. Было известно, что уровень секретности разрабатываемых (и, вероятно, проводимых) ими операций настолько высок, что сотрудники управления не знают друг друга в лицо. Знают только своего непосредственного начальника и генерала Толстого. Таким Образом, имелись все основания предполагать, что таинственный отдел занимается всем. Когда какая-нибудь операция завершалась в высшей степени успешно, ни у кого не было сомнений: здесь потрудились парни генерала Толстого. В случае же скандальных провалов оставалось только горестно недоумевать: почему решили, что смогут обойтись без них?

Илларионов-младший очень удивился, когда через месяц или два после окончания курсов повышения квалификации генерал Толстой предложил ему работать в своем отделе.

— Ты, естественно, не подходишь ни по одному параметру, — обрадовал генерал, — но ты мой крестник. К тому же у меня есть определенные обязательства перед твоим отцом. Ладно, попробуем.

— Ни по одному параметру? — обиделся Илларионов-младший.

— Во всяком случае, по тем тестам, которые я вам устраивал на курсах, — сказал генерал. — Хотя, подожди, последнюю контрольную я не проверил, — снял трубку, набрал номер: — Данилыч, пришли-ка мне дискеты. Какие? Ну, где ребята писали, кажется… — посмотрел на Илларионова-младшего. — Про ошибки? Что? — швырнул трубку на стол, перевел разговор на селектор, чтобы Илларионов тоже слышал: — Как сбросили? Ты что, охренел, Данилыч?

— Вы их в течение двух недель не затребовали, — пробубнил Данилыч, — они ушли по автомату на сетевик. С сетевика вам был запрос: в архив или на уничтожение, — вы не ответили. По инструкции неподтвержденная, незатребованная секретка сохраняется только два месяца как безадресная, а потом счищается. Сегодня у нас какое число, товарищ генерал?