Александр Бушков - Бешеная

– Ладно, – сказала она напарнику. – Посмотрим… Он что, в том доме живет?

– Ага. Только в другом подъезде. Веласкес – это не кличка. Он у нас – Веласкес Степанович Тихомиров.

– Понятно, – сказала Даша. – Папа был художник?

– Искусствовед, – тихо поведал в пространство Веласкес без кавычек. – В областном музее работал.

– Бывает, – кивнула Даша. – В школе не дразнили?

– Разве что Вилкой…

– Ну, это еще ничего, – дружелюбным тоном сказала Даша, подсаживаясь поближе и сделав самую располагающую физиономию. – Знала я одного Лагшмивара, честное слово, – Лагерь Шмидта в Арктике – так у того школьное прозвище без содрогания и вспомнить нельзя… А вы сами, часом, не художник будете?

Он кивнул, но тут же уточнил:

– Непризнанный.

– Бывает, – понятливо кивнула Даша. – Я в прошлом году вела дело по убийству в мастерской, предмет изучила. Интриги и зависть или безжалостная поступь рынка?

– Все вместе. Плюс изобилие алкоголя в круглосуточной торговле.

Даша окинула его откровенным взглядом:

– Ну, не скажешь вообще-то, что на вас лохмотья…

– Оформительством подрабатываю, кормлюсь при новых русских и старых инородцах…

– Дальше попробую угадать, – сказала она. – Ради тренировки дедукции. Сдали заказ, получили денежку…

– Ага. Магазин на Котовского. Раньше там была бакалея, а потом закрыли и устроили салон мебели…

Распахнулась дверь, что-то весело договаривая на ходу, влетели Славка с Толей. Даша яростным жестом приказала им убраться в уголок и притихнуть.

– Салон я уделал в западных стандартах, им понравилось. И не обманули, надо заметить. Отдали все до копеечки, и еще добавили парочку бутылок, у них там закупили гору алкоголя для презентации. Пошел я домой и стал тешиться алхимией – перегонял разрисованную бумагу в спиртное. Благо нет у меня дома препятствий для таких опытов – то бишь юбок. Я человек вполне гетеросексуальный, – поторопился он уточнить. – Только стараюсь их у себя не селить, а то не успеешь оглянуться, как их растащит стенку покупать и моющиеся обои клеить… В общем, проснулся я, глянул вокруг и определил, что сосуды все опустели, а за окном темнота – то ли утро, то ли вечер. Взял денежку и пошел в ларек. Хорошо этак идти, когда есть деньги и знаешь, что ларек открыт, как на крыльях тебя несет над собачьими какашками, просветленный ты и добр душою ко всему сущему…

– Шел той дорожкой сквозь гаражи, – вмешался Косильщик. – Где ее потом нашли…

– Такоже, – кивнул Веласкес. – Истинно. И хоть был я добр душою ко всему сущему, только все равно дал пинка под задницу тому паскудному китайскому собаку с синим языком – когда он меня по своему гнусному обыкновению рванул за штаны. Есть у нас в соседнем подъезде одна жутко рыночная банкирша, а у нее – этот самый омерзительный собак. Мы с ним друг другу моментально пришлись поперек души, и оттого он меня при любой возможности норовит цапнуть, а я, грешен, и пнуть могу. Хоть и стараюсь обойтись словесами – дамочка вонять начинает моментально, участковым пугает, банковскими охранниками, хорошо еще, не киллерами…

– Значит, вы ее встретили?

– Истинно. Стал обгонять, шатнуло меня, хворого, занесло немного, чуть я на нее не упал, собак рванул за штаны, а я пнул его пониже хвоста и увеличил скорость…

– Когда это было? – спросила Даша.

– В темную пору, – исчерпывающе объяснил Веласкес. – Понял уже, что это не вечер, а раннее утро, но насчет часов, минут и секунд лучше не пытайте, все равно не вспомню. У меня часы самозаводящиеся, только я, начиная кушать водочку, их снял и засунул куда-то, они и остановились, завод вышел…

– Дальше?

– Дошел я до ларька, сделал стратегический запас и пошел обратно. И возникла потребность души в немедленном глотке. Бывает такая. На улице-то не станешь, «луноходы» шмыгают, до дома терпеть нету моченьки, а в школе, в ограде, кто-то уже прихлебывал с шумом и матерками, я туда идти испугался – с похмелья всего боишься, а нынче тем более… И пошел я назад опять-таки через гаражи. Есть там удобная щель меж двумя рядами, даже не особенно и загажено, поставил я на землю аккуратненько свой стратегический запас, оторвал пробочку с «Белой вороны», глотнул немного, зажевал чипсом креветочным – такое умиротворение ауры настало… Уходить не хотелось. Тут прошла банковская дамища, возвращалась из сквера, и ее китаеза, тварь чуткая, меня учуял, даже облаял. Она, конечно, в пограничника Карацупу играть не стала и прошла себе мимо. А я стал понемножку прихлебывать «воронушку» – отхлебну и чипсами заем, отхлебну и заем, такая благодать… – Он уже обрел уверенность в себе, и речь стала плавной, с примесью игры на публику. – И уж совсем было собрался вернуться под крышу дома своего, как вдруг произошло явление влюбленных. Я, знаете ли, из своей щели наружу не смотрел, вниманье разделено было меж бутылкой и чипсами, следил, чтобы пакет не уронить в окружающие кучки – и заметил их, когда они уже дернулись от укрытия моего. Словно хотели его навестить, да увидели меня – и, понятное дело, передумали. Только и далеко не ушли. Я осторожненько выглянул – а они стоят гаража через три, стоят, нежно прильнув друг к другу, и нашептывает он ей что-то, как все мы, грешные, фантазирует ее, ласточку, а она глазки прикрыла и, такое впечатление, всему верит… Коса по шубке струится, что твой ручей… И так мне, похмельному, грустно стало, господа, от вида чужой безмятежной и трезвой романтической жизни, что собрал я свои запасы, вылез из щели и двинул домой – кося, конечно, одним глазком на сии амуры… Света там было – одна лампочка над соседним гаражом, да за время сидения моего в гнусной щели глаза к темноте пообвыкли. Бог ты мой, как они непринужденно слились в объятии, господа, вы бы видели…

– А потом?

– Вернулся домой и продолжил истребление, – сказал Веласкес уныло. – Там вскоре под окнами началась суматоха, машины замелькали в несказанном количестве, милицейские замелькали в еще более жутком числе, я это тогда никоим образом не связал с той длиннокосой прелестью, и жить стал по обычному ритму – кушал, спал, просыпался…

– И когда до его квартиры добрались наши, он, бедолага, уже спал, – кивнул Косильщик.

– Полагать надо, – кивнул Веласкес. – «Белый орел» с похмелья хорошо валит… А впоследствии, я так прикидываю, существовал я в состоянии полного несовпадения с вашими сыскарями: когда они звонят, я сплю, как их нет, оживаю. Два дня назад решил, что пора немного и притормозить, пока из шкафа Гоген с Рубенсом не полезли, купил «Обозреватель» – а там статья с хорошими фотографиями. Узнал я девочку, и снова от тоски причастился. И ломал голову: неужели тот паразит и есть неуловимый Чикатило? Так и не решил я для себя, господа…