Николай Мороз - Прыжок тигра

Эти слова вызвали у остальных бурю возмущения, гиды с примкнувшими к ним водителями принялись лихорадочно подсчитывать время, которое займет перегон до Турку. Получалось впритык, обзорка гарантированно накрылась, и про нее больше никто не вспоминал.

Максим бросился на другой конец перрона, прикинул примерное место остановки шестого вагона и остановился у табло с расписанием. Он издалека увидел синюю с белым морду электровоза, яркие вагоны прокатили мимо, поезд остановился, двери открылись.

– Группа двести сорок, сюда! Группа пятьсот одиннадцать, ко мне! – как цыганки, призывали гиды «своих», пофамильно сверяли со списком и, назвав им номер автобуса и курс, возобновляли поиск. Турикам тоже не терпелось начать долгожданный круиз, поэтому толпа быстро поредела. Максим метался вдоль вагона, едва сдерживаясь, чтобы не запрыгнуть внутрь. Ленка вышла последней, перед ней на перрон выползла изрядно помятая, с недовольной физиономией девица. Она наступила Максиму на ногу и, даже не извинившись, поковыляла на кривых каблуках дальше, бормоча что-то в телефон.

– Вон он! – Максим едва успел схватить за руку выскочившую из вагона Ваську, присел на корточки и поцеловал дочь в щеку.

– Привет, – Васька смешно сморщила нос и обернулась, – на перрон вышла рыжая, как лиса, Ленка. Черную сумку она тащила в одной руке, в другой держала Васькину куртку.

– Привет, – выдохнула Ленка, – приехали, наконец-то. Думала, помру. – Она отдала вещи мужу и взяла дочь за руку.

– Ну, что? Как? – спросил Максим. – Ты все сделала?

– Да, товарищ капитан, я выполнила ваш приказ, – ехидно отозвалась Ленка и посмотрела на мужа зелеными, как море глазами. – Симку утопила там, где ты сказал, аккумулятор во время стоянки на рельсы бросила, остальное мелкими партиями Васька вынесла и в лесу раскидала. Все чисто, можешь не беспокоиться. А ты мне рассказать ничего не хочешь?

– В лесу? – удивился Максим, сделав вид, что не расслышал последний вопрос жены. – Что это вы в лесу делали?

– Ждали, пока нас пропустят, – сообщила Ленка. – В пробку попали, представляешь, в железнодорожную! Сказали, что авария где-то в Новгородской области. Тверь проехали и встали. Ну, пробка и пробка, постояли часа два, нас даже погулять ненадолго выпустили, потом поехали другой дорогой, в объезд, через Псковскую область. Едем, едем, тихо все, кто спит, кто читает, кто в игрушки играет. А овца эта московская из нашего купе, лет двадцати, одета нормально, побрякушками дорогими увешана, такую истерику закатила! То лежит, то сидит, дышит, как лошадь загнанная, постоянно маме своей названивает и орет:

– Да какое такси! Куда такси?! Я не знаю, где мы, мама! Тут какие-то заборы! Коровники! Мама, мы в аду! Мы в аду, мама! – смешно передразнила попутчицу Ленка и тут же заторопилась:

– Пошли куда-нибудь, подальше отсюда. Ой, это не нас ждут? – она уставилась на последнего, оставшегося на перроне гида – женщина внимательно изучала список туристов, пересчитывала вверенное ей поголовье и нервно оглядывалась по сторонам.

– Бегом, – Максим схватил жену и дочь за руки, потащил их за собой к зданию вокзала.

– Погоди, давай ее предупредим, – попыталась возразить Ленка, Васька тоже пискнула что-то, но Максим их не слушал.

– Не надо, – прошипел он на ходу. Они промчались под аркой и оказались на площади перед вокзалом.

– Ух, ты! – взвизгнула Васька, увидев стоянку велосипедов. – Сколько их! Пап, ты обещал, – мигом вспомнила и выставила она отцу давний, так и не закрытый им счет.

– Потом, все потом, сюда давайте. – Они перебежали на другую сторону дороги и остановились на безопасном расстоянии – туристические автобусы остались далеко позади.

– Пошли, – Максим повел жену и дочь к знакомой кафешке. Васька вертела головой по сторонам, Ленка взяла Максима под руку и пожаловалась ворчливо:

– И эта дрянь на голове меня достала, я от нее уже чешусь. Сутки как в шапке. А сказали – воздухообмен, циркуляция воздуха! Наврали, гады. И глаза от линз болят, я из-за них полночи не спала, – Ленка вцепилась в золотую прядь на своей голове, дернула за нее и прическа поехала на бок.

– Погоди, рано еще, – остановил жену Максим, – ты на свое фото в паспорте должна быть похожа. И не пугай народ.

Ленка поправила парик, и рыжее «каре» вернулось на место. Очки, правда, куда-то исчезли, но без них было даже лучше. Ваське было скучно идти молча, она забежала вперед и выкрикнула звонко, глядя на отца:

– Пап, мы куда сейчас? Домой?

– Нет пока. Сначала пообедаем, а потом в аэропорт поедем и в другой город полетим, на море. Хочешь на море? – Максим обернулся и посмотрел на забитый народом павильон автобусной остановки. До аэропорта отсюда ходит экспресс, надо будет вернуться и посмотреть расписание. Нет, лучше взять такси, чтобы побыстрее убраться отсюда. И черт с ним, с обедом, поесть они смогут и в аэропорту…

– Нет! Я не поеду, я не хочу больше на море, не хочу! – Васька заорала так, что на нее обернулись. Люди с удивлением и неодобрением смотрели на странную троицу. Но Васька ни на кого не обращала внимания, она попятилась, вырвала руку, отбежала назад, и Максим увидел слезы в глазах дочери. Ленка попыталась поймать Ваську, но та увернулась и побежала назад к вокзалу. Ленка беспомощно посмотрела на мужа. Максим не сводил взгляд с удирающей Васьки – та остановилась у светофора и почти потерялась в толпе таких же светловолосых, как и она, детей.

– Держи, – Максим скинул с плеч рюкзак, бросил его жене, швырнул на асфальт черную сумку и подбежал к дочери. Люди расступались перед ним, смотрели ему вслед. Ленка крикнула что-то, но Максим не разобрал ее слов, он поднял Ваську на руки и поцеловал в мокрую щеку. Васька всхлипнула и обняла отца за шею. Максим обернулся, увидел как к ним бредет нагруженная вещами Ленка, и прошептал Ваське на ухо:

– Тихо, не кричи! И не вспоминай больше, я же сказал тебе – все закончилось. Забудь. Сейчас мы поедем все вместе, и это другое море…

Это другое море, другие берега. Там все другое – люди, воздух, еда и небо. Там нет войны, грязи и человеческого скотства. Там можно жить – работать, строить дом, рожать детей, видеть, как они растут, и ждать внуков, а не выдирать зубами и когтями то, что тебе положено по праву рождения, то, что ты заслужил, когда воевал и выполнял приказы. Там не нужно учить детей преступать закон, приучая их к мерзости и подлости, превращая из людей в животных, потому что иначе им не выжить. «Прощай, страна огромная, у меня не девять жизней, дальше без меня. Там, в могилах, осталось слишком много друзей, и я пока не готов лечь рядом с ними. Я не могу ждать, пока кто-то наведет в моей стране хотя бы какое-то подобие порядка, скорее, она сгниет заживо как при газовой гангрене. А мы останемся здесь, в мире последовательном, осмысленном и предсказуемом, будем жить по чужим правилам и законам, но за свободу и безопасность я готов заплатить эту цену. Ничего, мы привыкнем, научимся, все сделаем и все запомним, чтобы выжить и однажды вернуться домой. А не доживем мы, так в Россию придут другие воины-освободители – наши потомки, дайте только срок».