Иван Сербин - Сделка

— А ставили как?

— Так и ставили. На специальные тележки. Есть такие среди авиационного оборудования.

— Никогда не видел, — признался Максим.

— А мне доводилось пару раз. Опустили, закрепили на тележках, а тележки к полу приколотили. Зрелище то еще, доложу тебе. Сверху стеночки с крышей опустили, и все. Вагончики как родные. Правда, видно, хвост все равно не входил, так они потолок чуть-чуть приподняли. Совсем немного, сантиметров, наверное, на тридцать. Если бы рядом настоящие вагоны не стояли, никогда бы не заметил.

— И что, к утру управились? — с любопытством поинтересовался Максим.

— Нет, когда я уходил, еще продолжали грузить. И ветку железнодорожную я нашел.

— Да? Где? — встрепенулся Максим.

— Она прямо через ворота проходит. Причем даже не одна, а две. Параллельные. Представляешь, идет какой-нибудь состав, положим, от Воркуты, подъезжая, сбрасывает скорость и спокойненько уходит на завод. И в то же время с завода на основной путь выкатывается другой — подменный. Дежурные на станции и не заметят.

— Надо же. Как мы эти ветки не обнаружили? Из-за темноты, наверное.

— Да нет, братец, не из-за темноты. Просто там рельсов нет стыковочных. Понимаешь? Они их, видимо, в самый последний момент ставят. Так что днем состав не пойдет, это точно. До вечера у нас время есть.

Максим подумал: «А ведь верно. Днем слишком оживленное движение. Для того чтобы поставить стыки, им придется менять два звена и на основных путях. Так что скорее всего ночью. Выберут удобное время, заменят два блока стрелками, загонят состав-двойник на завод, а этот, с техникой, выпустят. И все. Даже демонтировать ничего не надо. Пока кто-нибудь сообразит спросить, откуда появились стрелки — сто лет пройдет. Там уже и концов не найдешь. Часть благополучно исчезнет из документов, а значит, и понять что-либо будет невозможно. Старый состав разберут на запчасти, раскурочат и свалят грудой металлолома где-нибудь в пыльном углу — никто и внимания не обратит. А могут и снять стыки, если время позволит, и вообще ветку разобрать — нет ее и не было никогда. А что рельсы на заводе валяются, так кто их знает, откуда они. Может, какой-нибудь ярый сборщик металлолома, пионер-активист притащил, заначку сделал».

— Да, все правильно, — хмыкнул Максим. — Все так и есть. Раньше чем ночью они состав не отправят. Так что, успеем в милицию?

Проскурин подумал и покачал головой:

— Не думаю. По-моему, лучше сделать так: дождаться, пока они состав отправят, отследить, куда движется, и уж где-нибудь на узловой станции вагоны эти арестовать. Ты можешь арестовать военный груз?

— В принципе могу, — кивнул Максим.

— Ну вот. Тогда им посложнее отвертеться будет, состав-то отправлен. Бумаги на груз должны быть, ну и так далее.

— Ты, значит, категорически против подключения к делу милиции? — спросил Максим.

— Да-понимаешь, — Проскурин поскреб указательным пальцем за ухом, — сомнение меня гложет. Мы ведь не знаем точно, кто во всей этой истории завязан. Представь, если тут и милицейские «шишки» присутствуют. Как тогда? А уж если состав пошел, там от наших доблестных милиционеров уже не много будет зависеть. Опять же поезд по какому-то маршруту идет, значит, и конечный пункт назначения станет известен.

— Он и сейчас уже должен быть известен.

— Все верно, но сейчас, даже если ты этот завод накроешь, тот же Саликов возьмет и отзовет свое требование. Как тогда докажешь, что состав вообще куда-то идти должен был? Тут они могут любую чушь наплести. А раз поезд отправлен, все, бумажка есть, никуда не денешься. И подпись на ней чья-то стоит. Вот и пойдет раскруточка.

— Что ж, может быть. Хотя рисково все это, майор. Ох как рисково.

— А что мы теряем? — дернул плечом Проскурин. — Состав-то с путей никуда не денется. Не взлетит же он, крыльев у него нет, не самолет чай. И плавать поезд не может. Так что как только выйдет составчик на основную магистраль — сразу окажется в ловушке. Ничего с ним уже не сделаешь.

— А с солдатами и техниками как быть?

— А что с солдатами и техниками? — нахмурился Проскурин, — Что с ними станется-то?

— Да ничего, — протянул Максим. — По-моему, их-то отсюда никто живыми выпускать не собирается.

— Ну, насчет солдат не знаю, а с техниками все просто, их выпустят. Зачем Саликову новых подбирать, когда можно еще этими попользоваться?

— Для чего? — не понял Максим.

— Как для чего? Ну, полковник, ты меня удивляешь временами. А крылья самолетам приделывать кто будет? Дядя Вася с огорода? Нет, брат, чем новую команду набирать, уж лучше этих использовать на всю катушку. А после с лих расписочку возьмут, беседу проведут, чтобы никому ни слова, ни полслова — ни семье, ни жене, ни детям. Вы, армейские, народ подневольный. Что прикажут, то и делать будете. Так-то, брат. А с солдатами… Ничего с твоими солдатами не станется.

— Ну да, с одним уже не сталось. Ты ему это расскажи.

— А что мне ему рассказывать? Они же в любом варианте не сразу за солдат примутся. Наверняка подождут, убедятся, что состав прошел, и только тогда займутся срочной службой. Случись какая-нибудь поломка-накладка, не Саликов же с Сивцовым с ломами под состав полезут, верно? Ну и мы, понятное дело, стоять зевать не будем. Как только состав выкатится на основной путь, сразу отрядец ОМОНа подгоним. Или спецназа. Или опергруппу. Кого хочешь. Короче, тут уж тебе карты в руки, полковник.

Максим подумал и пришел к выводу, что в рассуждениях Проскурина есть смысл. В общем-то, фээскашник все говорил правильно. Если поезд выпустить на основной путь, то деваться ему некуда. Априори можно сказать, что причастность одного из главных виновников всей этой затеи доказана. Даже если руководство железной дороги знает, что за груз в вагонах — в чем, правда, Максим очень сильно сомневался, — бумаги Саликову уже не отозвать. Эмпээсовцы будут свою задницу прикрывать.

И насчет срочной службы Проскурин, пожалуй, тоже прав. Надо ведь будет кому-то и здесь, на заводе, «порядок наводить», чтобы следов не осталось. Снять ограждения, прожектора, лампочки побить, стекла. Одним словом, создать впечатление запущенности. Разрухи. Для этого срочная служба и понадобится. А уж потом… Потом наверняка солдат постараются убрать, но будет поздно. Он, Максим, сумеет сделать так, чтобы к тому времени на заводе народу хватало.

— Ну и прошелся я вокруг, — продолжал свой рассказ Проскурин. — Огляделся.

— Заметил что-нибудь любопытное?

— Заметил, а как же? Ангары самолетные они снимают, сворачивают. На площадке вертолетной «Ми-24» стоит, видать, тот самый, о котором мне Алексей рассказывал, но его скорее всего к утру перегонят куда-нибудь. Вагончики посчитал.

— И сколько их? — поинтересовался Максим.