Иван Сербин - Сделка

— «Мы», Федор Павлович, в смысле вы с кем-то еще или «Мы, Николай Второй»?

— В смысле «мы — российские граждане», Максим Леонидович, — не обиделся Хлопцев. — Дорожники его обнаружили.

— А милиция была?

— Была, конечно. Куда же им деться-то? Все как положено. Протокол осмотра, предварительное заключение судмедэксперта. Короче, все.

— Наш? — спросил Максим, смурнея.

Хлопцев пожевал губами, и звук этот, чмокающий, влажный, неприятно резанул слух.

— Солдат. Судя по нашивкам — связист.

— А из какой части? — безо всякого выражения поинтересовался Максим.

Это безразличие не было признаком бездушия, просто в данный момент Максим подумал о том, что наверняка весь день, все первое января, придется заниматься рутинной бумажной работой, запрашивать войсковую часть, изучать протоколы осмотра, заключение патологоанатома, если таковое имеется, в чем Максим серьезно сомневался. Чтобы судмедэксперт поехал тридцать первого декабря, перед самым праздником, ковыряться в трупе? Труп — не Дед Мороз, пару дней может и подождать. Скорее всего заключение только предварительное и есть. Стало быть, наверняка нужно будет поехать в морг, осмотреть тело, ну и прочее, и прочее, и прочее.

— Понимаешь, какое дело… — Хлопцев снова влажно пожевал губами. — Документов у убитого не обнаружили.

— Я так и знал, — выдохнул беззвучно Максим… — Честное слово, я так и знал.

— На куртке убитого, правда, написана фамилия и номер военного билета, но, сам понимаешь, кто же поедет вечером под Новый год запрос посылать.

«Значит, еще предстоит идентифицировать личность, — подумал Максим. — Спасибо, Федор Павлович, за новогодний подарок».

— Нужно поехать в морг, осмотреть Тело. Ты уж извини, Максим Леонидович, что беспокою тебя в праздник.

От извинений Максиму легче до едало. Наоборот, стало еще хуже.

«Надо же, гадство, — подумал он. — Если бы Хлопцев не извинился, то могло бы сойти за «делай свою работу». Знал ведь, на что шел, следователь военной прокуратуры, помощник главного прокурора округа Максим Леонидович Латко, так что жаловаться нечего да и не на кого. Только разве что на себя. А так выходило, что вроде бы и не обязан вовсе. Ан нет, просим тебя как человека. Ты уж прости, что вытаскиваем в такой день из дому. Лучше бы Хлопцеву не извиняться».

— Хорошо, Федор Павлович. — Максим постарался, чтобы голос не выдал раздражения, упрямо рвущегося наружу.

— Не серчай, Максим Леонидович, потом отгуляешь, — попытался приободрить его Хлопцев, но вышло совсем уж муторно. Фраза прозвучала будто издевка.

— А где труп-то? — поинтересовался Максим без особого энтузиазма.

— Во второй горбольнице, в морге, — ответил Хлопцев. — Так что давай, Максим Леонидович, позавтракай и вперед, на трудовые подвиги. Судмедэксперты тоже должны быть часов в двенадцать.

— Хорошо, Федор Павлович. К двенадцати буду.

— Вот и ладненько, — бодро ответил тот. — Машину за тобой я уже выслал.

— Спасибо, — поблагодарил Максим и мысленно добавил — «и на том».

— Да, учти, дело на контроле штаба округа.

— Учту, Федор Павлович, — ответил Максим.

— Ну ладно, Максим Леонидович, о результатах доложишь завтра с утра.

— Хорошо.

— Вот и хорошо, что хорошо. Ну, успехов тебе.

— Спасибо, — усмехнулся Максим.

Он представил себе, как нервничал Хлопцев, набирая его, Максима, номер. Волновался, наверное, раздумывая, что же будет, если ни Максима, ни кого другого достать не удастся. Тогда, возможно, Федору Павловичу Хлопцеву пришлось бы отрывать от кресла свои собственные телеса и тащиться через полгорода во вторую горбольницу, чтобы обнюхивать чей-то окоченевший труп. Стал бы он это делать? Максим хмыкнул, опуская трубку на рычаг. Вряд ли, вряд ли. Скорее, Федор Павлович справедливо бы рассудил, что трупу уже все равно, может и до завтра полежать. Разумеется, при условии, что это труп обычного рядового, а не какого-нибудь там капитана или майора. Или еще кого повыше.

Максим Леонидович Латко не был злопыхателем. Но иногда, в такие моменты, как этот, ему хотелось, чтобы очередным «подснежником» оказался какой-нибудь генерал. С тем, чтобы Федор Павлович Хлопцев побегал сам, старательно, на совесть, с обязательными звонками и докладами наверх, Саликову. Мол, скоро, скоро, Алексей Михайлович, не извольте беспокоиться. Отыщем распроклятых извергов. Достанем изуверов хоть из-под земли. Откопаем злодеев и вздернем на дыбе. Однако быстро в штабе о теле узнали, быстро. А говорят, что у нас связь плохо работает. Хорошо она работает, просто отменно. Когда нужно, конечно. В особых случаях.

Максим прошел в гостиную, открыл створку платяного шкафа и вытащил военную форму с полковничьими погонами.

— Кто звонил, Максим? — Ира возилась в детской с трехлетним Сережкой.

— С работы, — коротко отозвался он, заранее предвкушая реакцию жены, которая не замедлила последовать.

Послышались торопливые шаги, дверь в детскую распахнулась, и Ира появилась на пороге, затянутая в халатик, стройненькая, соблазнительная. Глаза ее все еще излучали надежду. Но, увидев форму — подтверждение своим самым страшным опасениям, — она нахмурилась.

— Сегодня же праздник, — упавшим голосом проговорила женщина.

Максим повесил форму на дверцу, подошел к жене и чмокнул ее в щеку.

— Хлопцев полагает, что следователей военной прокуратуры праздники не касаются. И в целом он прав. Действительно не касаются, — сказал Максим и попытался улыбнуться. — Не сердись, Ир, я постараюсь побыстрее.

— Понятно, — каким-то отсутствующим голосом сказала Ира. Она как-то сразу поникла. Максиму даже показалось, что жена стала меньше ростом. — Мог бы сказать, что у тебя тоже семья, ребенок. Что мы сегодня собирались пойти погулять в парк.

— Ирк, это ведь работа. — Максим посмотрел ей в глаза. — Моя работа. Знаешь, как у врачей или милиционеров. Иногда складываются ситуации, когда праздник перестает быть праздником. Тут уж ничего не поделаешь.

— Ты хоть позвони, — улыбнулась через силу жена.

— Обязательно. — Максим еще раз чмокнул ее в щеку. — А где Сережка?

— С подарками возится, — она махнула рукой.

Проснувшись сегодня утром, трехлетний Сережа обнаружил под елкой красивую коробку с электрической железной дорогой и сейчас собирал ее, старательно прилаживая крохотные рельсики один к другому.

— Сереж, иди поцелуй папу, — крикнула Ира.

В ответ из детской послышался какой-то бубнеж.

— Да ладно, пусть играет. — Максим махнул рукой. — Его сейчас за уши от этой железной дороги не оттащишь. В конце концов, он столько мечтал о ней.

В дверь позвонили. Максим открыл и увидел на пороге сержанта-водителя. Выглядел тот бодрым и румяным, хотя особого мороза на улице не было.