Сергей Зверев - Завтра никто не умрет

Как же так?! Туманов чуть не завыл. Может, просто ранен, обойдется? Он склонился к товарищу. Но нет, судорожное дыхание говорило за себя – начиналась агония.

– Да ладно, командир, не отчаивайся... – различил он сдавленный шепот. – Тебе ведь тоже не позавидуешь... Сегодня ночью все умирают у тебя на руках... Все в порядке, не грузись – поел перед смертью, попил, даже поспал немного... Бросай ты всю эту хренотень, беги из страны, уезжай к своей первой леди, пока самого не достали...

Агония была страшна. Газарян выгнулся, громко застонал, забился в конвульсии. Туманов держал его, пока не кончилась агония, обнимал за плечи, бормотал что-то успокаивающее. А потом обхватил голову руками, упал в талый снег, завыл, как матерый волчище. Оскаленный, грязный, страшный, он вскинул голову, когда услышал, как убийцы перекликаются между собой, и нащупал пистолет. Двое короткими перебежками бежали в его сторону. Павел начал стрелять, выпустил две пули – и патроны закончились. Двое попадали в грязь, но продолжали ползти. Он отжался от земли, скатился в яму, побежал в лес...

Туманов очнулся утром, на мерзлой земле. Распахнул глаза, уставился на макушки далеких сосен. Они качались под порывами ветра. Он смотрел на них изумленно, недоверчиво, затем проводил взглядом проносящиеся хлопьями облака. Казалось, что они кувыркаются в полете. Он приподнялся, посмотрел по сторонам. Повсюду лес – корявый, старый. Осины, березы, елочки кое-где. Пятна серого снега, а между пятнами – вялые метелки прошлогодней травы, полусгнившая листва, раскисший бурый мох. Неподалеку проехала машина; он насторожился, повернул ухо на звук. Дорога где-то рядом – метрах в тридцати.

Павел встал, сделал несколько упражнений, чтобы разогреться, ощупал голову (взвыл, задев шишку чуть выше лба), стащил с себя куртку, начал ее отряхивать. Глянул на часы – начало восьмого. Сколько он находился в беспамятстве? Часов шесть? Обшарил карманы – документы, остатки денег, зажигалка, мятая пачка «Мальборо Лайтс». Ничего другого нет. Да, собственно, и не было. Он закурил, сел на кочку, начал вспоминать. Бежал по лесу. Петлял между деревьями, проваливался в ямы, засыпанные снегом. Помнил, как обнимался с деревьями и терял сознание. Усилием воли заставлял себя брести дальше. Потом была низина, вроде бы дерево поперек дороги; он запнулся, ноги заплелись, треснулся головой, а дальше ничего не помнил...

Туманов обернулся. Спуск на месте, и дерево, об которое его угораздило удариться. Он докурил сигарету, достал вторую, высосал и ее – без удовольствия. В качестве завтрака сойдет.

В восемь утра Туманов выбрался на грунтовку, остановил машину. Водитель был с похмелья, поэтому рискнул подсадить жалкую личность. Под ногами у него была монтировка – а обращаться с ней жизнь научила. Туманов объяснил водителю, что угоном развалюшных «Москвичей» по утрам с больной головой он не промышляет. Парень был понятливый, одолжил таблетку анальгина и вывез страдальца за тысячу «первопечатников» на Боровское шоссе.

– До магазина добрось, – попросил Туманов.

Он вышел у поселка городского типа, состоящего из панельных четырехэтажек.

– А Москва в какой стороне? – наморщив лоб, спросил он у водителя.

Тот тоже наморщил лоб, посмотрел вперед-назад, подумал и показал большим пальцем за спину.

– Там Москва, дружище. Хорошенько тебя, видать, вчера вштырило.

– Неплохо, – согласился Туманов и побрел приобщаться к цивилизации.

Он привел себя в порядок в платном туалете. Поинтересовался у заведующей санузлом, как у них с полотенцами.

– Может, вам еще и бритву? – ухмыльнулась мужеподобная дама.

Павел не стал опускаться до злобных препирательств, ушел. До нужного объекта добирался окольными путями. Часть дороги проехал на попутке, в Востряково пересел на дребезжащую электричку, добрался до Киевского вокзала. Там смешался с серой массой, вынесшей его на Киевскую улицу. Ехал с пересадками в забитом общественном транспорте – по Третьему транспортному кольцу, по проспекту Вернадского. Брел пешком по улице Удальцова, пока не включилась зрительная память. Дальше было проще – дворы, дворники, бродячие собаки. К зданию больницы подобрался с тыла, отыскал за деревьями VIP-корпус. Он мог обратиться за помощью только к Листовому. Пусть и стыдно, позорно, но он хоть на время обретет подобие безопасности. Он вытерпит допросы (если будут) – теперь ему есть что сказать. А если не нужен Листовому, пусть свяжет с Карагуевым. Надо же так оплошать – полвечера катался со стариком и даже номера у него не попросил...

У бордюра перед шлагбаумом стоял облепленный грязью милицейский «УАЗ». Водитель покосился на Туманова, Туманов – на водителя. Тот зевнул, отвернулся. Подъехала «девятая» «Лада» – Павел посторонился, чтобы не обрызгала. Машина заехала колесами на бордюр, высадились двое в длинных пальто, смерили Туманова брезгливыми взглядами и зашагали мимо шлагбаума к корпусу. Навстречу им вышли еще двое, поздоровались за руку, поговорили. Все четверо скрылись в здании. Туманов ощутил легкую тревогу. Зашагал обратно, к милицейской машине. Веснушчатый водитель, видя, что прохожий собирается что-то спросить, опустил окно. Корочки работника Департамента спецопераций МО, выданные «Бастионом» полгода назад, были очень похожи на подлинные. Он показал их водителю.

– Спецотдел. Что там случилось, парень?

Водитель особо не вчитывался в документ. Шмыгнул носом, пожал плечами.

– Убили вроде кого-то ночью.

– Из персонала?

– Да нет – из больных. Спящего застрелили. А еще двух охранников... Вы у майора Лобовского спросите – он сейчас в здании.

Сбывались худшие прогнозы. Туманов пробежал мимо шлагбаума, сверкнув корками. Не дожидаясь лифта, взбежал по ступеням на третий этаж. Влетел в хирургическое отделение, кинулся к дежурной медсестре. Ее стойка находилась в центре коридора. Полноватая девушка в белом халате что-то писала. Руки ее тряслись, дрожал подбородок. В глубине коридора стояла группа людей – двое или трое в милицейской форме, остальные в штатском.

Туманов сунул удостоверение дежурной под нос. Та кивнула, не поднимая глаз. Она была испугана, не так давно у девушки была истерика. Она предпочитала не смотреть в глаза людям.

– Кого убили? – вопросил Туманов.

– Пациента... – сглотнув, сообщила дежурная. – Ночью...

– Фамилия?

– Листовой. Его прооперировали днем раньше... Чувствовал себя неплохо, разговаривал, собирался уже выписываться, продолжать лечение дома... А ночью его убили.

Девушка медленно подняла глаза. Нижняя губа тряслась – это было не очень-то привлекательно. Неожиданно девушка побледнела, поднесла руки к груди (как-то странно, сама полная, а руки худые), словно собралась защищаться от Туманова.