Энди Макнаб - Агрессор

Чарли за мной уже не было. Это мне совершенно не понравилось.

Один из парней толкнул меня вперед.

Они развернули меня и усадили на стул. Затем, не произнося ни единого слова, один из них перевел мои защелкнутые в наручники руки за голову.

Другой схватил меня за волосы и потянул назад.

— Сиди ровно, придурок.

Четверо парней и одна женщина остались со мной в комнате, все в форме, с наушниками и пистолетами в черной нейлоновой наплечной кобуре.

Они не сводили с меня глаз.

Женщина стала передо мной.

— Разденься.

Если она была здесь, чтобы смутить меня, то она опоздала на целую жизнь. Мне уже столько дерьма довелось съесть, и я съем еще, только бы они оставили меня в покое. Все лучше, чем просто быть избитым.

Наручники с меня сняли, и с моих рук потекла кровь, когда я начал раздеваться.

В комнате не было никаких звуков, за исключением приятного жужжания вентилятора где-то вверху на стене.

Женщина вынула из своего ящичка и затем надела хирургические перчатки. Я заметил у нее на лацкане изображение двух змей, обвившихся вокруг какой-то палки. Медработник.

Я продолжал молча стоять, мои вещи валялись у моих ног. Я ждал инструкций, хотя догадывался, к чему все идет.

Она указала на стул.

— Сядь.

Я сделал то, что мне сказали, и четверо парней стали возле меня полукругом. У одного из них был наготове баллончик со слезоточивым газом, другой держал «Тазер». Создалось впечатление, будто они хотели, чтобы я начал что-то делать.

Мне было холодно сидеть на металле и прислоняться к нему спиной, но у меня-то и времени не было об этом подумать. Женщина отвела мою голову назад и залезла в мой рот какой-то специальной лопаткой.

От ее блузы исходил запах дыма. Надеюсь, она не слишком расстроилась, когда ее неожиданно забрали с перекура.

Мне было интересно, что же они искали? Наркотики? Миниатюрную бомбу под моим языком? Или они просто пытались исторгнуть из меня признание?

Но основной вопрос заключался в том, где Чарли.

Она вытащила лопатку и прощупала мои десны пальцем.

Что дальше? Свободный оранжевый костюм и ежедневные путешествия в комнату для допросов на ручной тележке? Да кем же они меня, черт подери, считали?

Она осмотрела мои уши, затем опять полезла в ящик и достала вазелин. Меня точно принимали за самого Саддама.

Она смазала пальцы своей правой руки.

— Встань, наклонись и коснись руками пальцев на ногах.

Меня утешала лишь одна мысль: ей будет еще хуже, чем мне. Я целый день не ходил в туалет.

Я почувствовал, как ее палец забрался внутрь, пошарил там, затем она вытащила руку.

— Вставай.

Я старался не смотреть ей в глаза. Я не хотел наградить ее даже намеком на улыбку.

Затем кто-то пихнул меня каблуком в спину, и я отлетел прямо к стене. Я знал, что это только начало. Они разогреются такими штучками, после чего верх возьмет стадный инстинкт. В глазах у них отражалась настоящая ненависть.

Я упал, скрутился и стал ждать. Они пинали меня ногами. Я прикрыл руками лицо, открытым оставил лишь один глаз.

Вдруг в одном из наушников раздался шум, и парень быстро засунул его себе в ухо, чтобы слышать говорившего. Затем приглушенным тоном он передал информацию остальным. Они посмотрели на меня, явно разочарованные. Значит, это было оно; теперь они знали, что я настоящая телезвезда. Теперь был черед грузинской полиции. Я старался подбодрить себя тем, что все же этот вариант получше.

Медработник сняла свои перчатки и выбросила их в пластиковое ведро, все остальные инструменты засунула обратно в ящик. Она указала на стул.

— Сядь.

Я поднялся на ноги, но не слишком быстро. Один из парней помог мне носком своего ботинка.

Алюминиевый стул ни капельки не стал теплее. Меняя положение тела, я слышал хлюпанье вазелина, а потом расслышал, как от рулона оторвали ленту скотча.

Они схватили меня за запястья и завели мне руки за голову, затем занялись лентой. Они обмотали ее вокруг моих рук и головы, словно бандаж, затем закрепили под подбородком.

Когда они закончили, я сжал кулаки как можно сильнее, пытаясь создать некоторое пространство. Даже какая-никакая игра означала, что я действую. Я знал, что ничего особенного у меня сейчас не получится, но сам факт того, что я хоть несколько сопротивлялся, был мне приятен.

Никаких приказаний не было, но внезапно они все как один отступили назад и вышли из комнаты.

Я посмотрел вокруг. Мои вещи унесли, и у меня не оставалось совершенно никакого выхода.

Мои руки несколько закрывали уши, но я услышал, что снаружи дверь заперли на замок, а все четыре вентилятора были размером не больше чем почтовый ящик. Кроме того, они практически наверняка следили за мной с помощью камер.

Я наклонился вперед и оперся локтями на колени. Под подбородком пот жалил кожу. Мне наверняка предстояло просидеть так с час, а то и больше.

Я старался сохранять оптимизм.

За все годы я попадал в разное дерьмо и пускай не всегда выбирался из него наилучшим образом, но выбирался.

Мне постоянно доставалось, но потом я обязательно как-то из всего выпутывался. Я подумал, что это было одной из причин, почему я до сих пор занимался этими кретинскими штучками.

Но как бы я ни старался быть оптимистом, я не мог избавиться от мысли, что в этот раз все может сложиться по-другому.

Я слышал в коридоре какую-то приглушенную беседу. Я как можно сильнее открыл уши. То ли они были разгоряченные, то ли разочарованные, не могу точно сказать, но в разговоре мелькали разные ругательства и фразы типа «да какого черта. Их задницы наши». Все это звучало так, будто происходило что-то плохое для них, но это совсем не обязательно означало, что для нас происходило что-то хорошее.

Тот номер в Тбилиси вдруг показался очень близким.

Ботинки и шины зашуршали по гравию.

Я ненавидел времена вроде этих, когда я ни черта не понимал, что происходит. Может, полиция уже появилась здесь и начала разбираться с Чарли? Возможно, последние дни он находился и не в очень хорошей форме, но им все равно не удастся что-либо из него выжать.

Они наверняка скажут мне, что этот старый придурок во всем сознался, но я знал: последнее, что сделает Чарли, так это даст им в руки такое оружие. Может, руки у него уже не те и его часто подводит память, но есть вещи, которые въедаются в нас так глубоко, что становятся нашей второй натурой.

Минуту или две я думал о том, где же сейчас этот старый дурак. Если бы я выбрался, нашел бы я Чарли? Без сомнения. Даже голый, со связанными руками, я бы все равно взламывал все двери вдоль коридора, пока не нашел бы его. Потом все, что нам понадобилось бы, это два комплекта одежды, наши паспорта и какой-нибудь транспорт, чтобы отсюда выбраться.