Владимир Король - Время тяжелых ботинок

– За базар отвечаешь?

– Век воли не видать! – полковник уже владел лексикой братков. – Вместе с тем его семья во время службы отца в Питере находилась под охраной контрразведки Балтийского флота.

– А что, в остальное время их не охраняли?

– Не было смысла, они жили в закрытых городах – Северодвинске, Балтийске. Для безопасности холдинга данная информация ровным счётом ничего не значит.

«А это, фраер, не тебе решать», – подумал встревоженный Желвак.

Кинжал сидел в загородном ресторане где-то под Ярославлем – эти места очень любил Желвак – и диву давался от разговоров, которые шли за столом.

Человек пятнадцать ближнего к Желваку круга один за другим поднимали тосты за пацана, который собирался в какую-то очень дальнюю командировку. После поездки, если она будет успешной, он станет настоящим человеком, и для него откроются широкие просторы. Рядом с Желваком сидел отец именинника. Счастья на лице бывалого зека было не меньше, а больше, чем у сына. Ему дали слово.

– Братва! – начал он волнуясь. – Костян рассказал мне подробности, и я понял, что жизнь прожил не зря. Вагон компьютеров – не кот начхал. Сынок, ты знаешь, я, по понятиям, не мог иметь семью. Но ты всегда верил, что папка – настоящий бродяга, и с детства хотел быть похожим на меня. Благодарствую, сынок!

Счастливый Костян зарделся.

– Желаю тебе отбыть свою командировку без единого «косяка»! – вор, воспитавший достойную смену, резко запрокинул голову и вбросил в себя содержимое запотевшей хрустальной рюмки.

– Давай, босяк, скажи красиво! – попросил кто-то Костяна.

«Командированный» долго не думал:

– Желаю всем вагон удачи и лоха побогаче!

Брут толкнул сидящего рядом: что за праздник – идти на зону? Чему все радуются?

Изрядно поддатый бандит с глазами-щёлочками, развернулся:

– Этого фраеру не понять. Слушай, а ты кто по жизни?

– Я? Человек.

– Слышь, а пидор – тоже человек, ты определись.

– Меня зовут… э-э, Леонид Сергеич.

– Чё-то я не въехал, братан, обзовись, как положено.

Только тут Брут окончательно понял, с кем он тут закусывает:

– Извини, братело, развезло. Я – Кинжал.

Сосед по столу не донёс бутерброд с чёрной икрой до рта.

Не каждый день приходится сидеть рядом с ликвидатором такого уровня. По приговору сходняка Кинжал в одиночку посадил на перо самого Ахмета да ещё в придачу двух его корешей.

Узкоглазый аккуратно положил на тарелку дорогую снедь, привстал и уважительно протянул Бруту густо татуированную кисть:

– Я – Витя Китаец. Слыхал?

– Как же – «смотрящий» по Приморью. Махнём за знакомство?

– А то, в натуре!..

Витя Китаец стал рассказывать:

– Я Костяна знаю с детства. Ещё пятиклассником он меня спрашивал, бить девчонок – по понятиям или нет? Я ему втолковывал: достают – не обращай внимания, – с бабы спросу нет. А лет в пятнадцать он признавался мне, что самая его сладкая мечта – колония. Знал об этом и отец, но решил, что идти по малолетке – слишком суровая школа. Взрослая зона не всякому в масть, а колония для несовершеннолетних, где беспредел в порядке вещей, – явный перебор. Тут я согласен, сам пробовал. В шестнадцать лет Костян пошёл работать на железную дорогу помощником сцепщика. За пару лет изучил всё до мелочей – от системы сортировки и отстоя вагонов до сопровождающей документации. Короче – пусти его сейчас на любую товарную станцию, дай немного денег трём-четырём человечкам заплатить – он тебе любой вагон уведёт и концы в воду спрячет. Как-то мне предлагал пульман с гексогеном, но мне без надобности.

Реальный пацан. Месяца три назад был с отцом в Австралии, наводили мосты с тамошними русскими братками, так Костян и там отличился. Увидел, как поутру продавцы молока развозят продукцию, а деньги берут у входа, под ковриками. Он и прикинул, что можно неплохо заработать, если вперёд молочников объехать всех заказчиков и собрать приготовленную оплату. За идею его похвалили, но – и только. Вот такой он, наш Костян, всё время думает о работе. А что на зону, так пора в люди выходить. Он «паровозом» идёт, взял на себя вину авторитетного человека – так надо. Там его уже ждут серьёзные люди, кореша отца, будут учить уму-разуму.

Выпили ещё.

Кинжал обдумал сказанное и заметил:

– Конечно, можно чужое бельё с верёвок тырить, компьютеры вагонами уводить. Но по мне – так лучше сразу – завод прибрать к рукам, рудник или, к примеру, шоколадную фабрику.

Витя Китаец недоверчиво покачал головой:

– Сладкое любишь? А сможешь?

– Буду стараться, – серьёзно ответил Лёня Кинжал.

Воскресным утром, 5 июля 1998 года, Кинжал и Желвак, малопьющие, а поэтому вполне свеженькие после вчерашнего, прохаживались по летнему лесу.

Всякое пришлось слышать Палычу, особенно с тех пор, как он занялся легальным бизнесом. Но то, что сейчас под птичий звон вливалось в его уши, вызвало у пахана резкий позыв к мочеиспусканию. Как потом сказал его личный врач, – двинулся песок, что было вызвано мощным стрессом.

Вернувшись от кустика на тропинку, Палыч закурил свою тонкую коричневую сигару.

Кинжал заставил задуматься всерьёз.

Самое паршивое – что чужой говорит, а свои молчат.

И финансовый аналитик Миша Ушкарский, и председатель правления банка «Ротор» Вадик Бирнбаум, и эти умники с бирж, и его человек в министерстве финансов, и нахлебники из МВД – все словно воды в рот набрали.

Боятся суки! Ответственности страшатся. Не хотят высовываться, совки грёбаные!

Советская власть всех приучила сидеть тихо – целей будешь.

Не испугался только Кинжал. Не дурак, не может не понимать, во что ввязывается: речь идёт о судьбе одного из крупнейших холдингов, благополучии десятков тысяч людей по разные стороны высокого забора с вышками.

А решение принимать ему, Желваку, лично.

Он представил, как соберёт совет директоров холдинга, обскажет ситуацию. А они насупят рожи, спрячут глаза, будут тупо рассматривать свои новые мобильные телефоны, перебирать чётки, демонстрировать друг другу золотые часы, цепи и перстни, пальцами показывая их цену. И – молчать. Потому что всё записывается, об этом известно, и потом, если что не так, расшифруют, поймают за язык и подвесят за яйца.

А кореш Толстый, как всегда, скажет: «Это, Палыч, – твой цикл».

Благодетель, твою мать!

Где-то в районе солнечного сплетения – там у Желвака рождались важнейшие решения – он чувствовал: очень всё похоже на правду, чтобы быть туфтой. С прошлого года он обтирал эту тему с людьми, более посвящёнными, чем этот математик и статистик.

Шорох пошёл, как только прошлой осенью грянул экономический кризис в Юго-Восточной Азии.

Жаждали влиться в мировою экономику – теперь извольте заполучить не только все её блага, но и периодические проблемы. И для начала научитесь без истерики относиться к кризисам. Они очищают экономику страны, а наиболее изобретательным дают возможность хорошо заработать.