Владимир Король - Время тяжелых ботинок

Там были ружья, винтовки. Кинжал увидел самозарядный карабин Симонова, – с таким до недавнего времени бойцы Кремлёвского полка охраняли мумию Ульянова-Ленина.

Брошенный хозяином весь этот арсенал выглядел самодостаточно, грозно и всем своим видом выражал готовность к бою.

Желвак перебирал бумаги покойного, одни рвал и бросал в пластиковый мешок, другие откладывал.

– Леонид Сергеевич, обшмонай те ящики, – Желвак показал на два комода по разные стороны огромного окна. – Все бумаги, оружие – сюда. Остальное – не наше дело.

– Я могу поговорить с женщиной? – Кинжал страшился прикасаться к ящикам и решил потянуть время.

– С ней уже так поговорили менты, что валокордина в доме не осталось. А что ты хочешь узнать? Может, я тебе отвечу? – Желвак близоруко щурился, а носить очки или хотя бы линзы категорически отказывался: «Вор в очках – всё равно, что х… в пенсне».

Это была цитата из Толстого.

– Я просто хотел с ней… познакомиться, – хорошо, что Желвак был занят бумагами, а то рассмотрел бы побелевшие скулы Кинжала.

– Валяй, только недолго, нас ещё в прокуратуре ждут, а ты должен быть рядом. Пусть видят, что к ним не просто кореша покойного вломились, а притопали ДЕНЬГИ. Мне надо, чтобы их следаки по этому делу работали на меня и перекрыли все каналы утечки информации. Ту гниду, что Захарыча замочила, я найду. И порежу на пионерские галстуки.

Кинжал взял стул, присел рядом с женщиной.

Он знал, это была гражданская жена Толстого, на законный брак тот никогда бы не пошёл. Для Льва Рокотова закон на этой земле был один – воровской.

Истинный бродяга в мужья не годится.

Убитая горем женщина посмотрела на богатого душистого молодого самца и опустила глаза, в которых, видно, уже не осталось слёз.

– Вас как зовут?

– Софья.

– А по отчеству, фамилия, если, конечно, можно?

– Софья Андреевна Прудникова.

«Чертовщина какая-то, – подумал Брут, – воровское погоняло «притянуло» по жизни женщину с именем и отчеством жены великого писателя Льва Николаевича Толстого.

Жизнь полна идиотских совпадений».

– Я – Леонид Сергеевич Брут, вот моя визитная карточка. Со всеми проблемами, пожалуйста, – ко мне. Я очень обязан Льву Захаровичу, и теперь время платить по долгам. Для начала вам позвонит хороший юрист, – вся недвижимость и имущество должно остаться вам и ребёнку.

– Спасибо, мне теперь ничего не нужно.

– Софья Андреевна, на этой земле, к сожалению, так не бывает.

Она была лет на двадцать пять моложе гражданского мужа, красива, даже слишком, – Кинжал не сразу рассмотрел это на бледном лице без макияжа. А маленький Лев

Львович глядел прямо, как отец, – насмешливо и проницательно.

Кинжалу вдруг очень захотелось взглянуть в гороскоп этой Софьи Андреевны.

Он наизусть знал астрологические стандарты своей половинки, затерявшейся где-то в толпе землян женского пола. Однажды ему приснилась – женщина без лица, но сердцем он тут же почувствовал – ОНА.

То сновидение длилось долю секунды, но запомнил его на всю жизнь.

А вдруг?

С этими мыслями он выдвинул первый ящик, и ему холодно блеснули два знакомых бриллианта, оправленные в белое золото. Они словно притаились здесь и только ждали, когда объявится Брут.

«Рад приветствовать, ребята!» – сказал он словами капитана первого ранга Чекашкина.

Вот они, лучшие друзья девушек, – САМЫЙ твердый, дорогой, редкий и блестящий из всех драгоценных камней.

Бриллиант придаёт владельцу твёрдость и мужество, хранит его тело, но – только если носить его с левой стороны. Он даёт победу над врагами – но только, если дело правое. Он предохраняет от печали, колдовства и злых духов. Никакой дикий зверь не осмелится напасть на человека, который носит на себе бриллиант.

Но огранённый алмаз должен быть получен свободно – без принуждения и насилия.

Он теряет силу – из-за греховности и невоздержанности его владельца.

Эти два камня уже забрали две жизни. Но это только часть их истории.

Кто знает, что было до их изъятия из тайников Гельфонда?

Любой негатив алмаз впитывает, как губка.

Он мог «услышать», как на прииске грязно выругался обиженный прорабом рабочий.

Мимо него не пролетело бы осуждающее слово, случайно обронённое огранщиком. Он наверняка вкурил бы зависть того, кто передавал сокровище подпольному миллионеру.

Да мало ли разрушительных человеческих вихрей веяло над камнями с той минуты, как из самого сердца Земли они были вынуты на свет божий! И свидетелями какой ещё враждебной силы станут они завтра?

Геммологи утверждают, что алмазы реагируют даже на атмосферное давление. При низком – друг к другу прилипают, при высоком могут самопроизвольно подпрыгивать.

«Лично я к ним больше не прикоснусь», – решил Кинжал.

Он почувствовал за спиной чьё-то дыхание.

Как подошёл Желвак, он не слышал: ноги утопали в ковре.

Драгоценности, принадлежавшие Софье, хранились в спальне – здесь сияли только эти два перстня.

– Четыре карата… – раздумчиво произнёс пахан.

Он вынул из кармана десятикратную лупу, с которой, как с талисманом, не расставался никогда, бережно, большим и средним пальцем взял один из перстней и повернул его к свету.

– Якут. Сравнительно молодой, лет двадцать. Но качество отменное, бриллиант чистой воды. Камень не случайный, а специально отобранный. Такой потянет тысяч на двести долларов.

Подошёл Алекс:

– Сергей Палыч, я закончил, какие будут указания? Оружие погрузили. В гараже нашли триста тысяч баксов. Десятку я отдал Софье, остальное передадим Касаткину, пусть откроет счёт в своём банке на её имя – как считаете?

Но Палыч его не слышал.

Желвак ласкал пальцами и взором крупный бриллиант.

Это была его лихая молодость, удавшаяся жизнь, его фарт.

Сколько такого божественного сияния прошло через его ладони, и все камни он помнил «в лицо».

Он подолгу рассматривал каждый алмаз, впитывал его энергетику, хоть и знал, что она может быть пагубной, чёрной, губительной. Иногда ему даже казалось, что он чудесным образом проникает внутрь алмаза, раздвигая его атомы, спрессованные космической энергией невиданной мощи, прохаживается в том холодном мерцании, наслаждаясь абсолютной первозданной чистотой и эталонной ценностью. При этом время словно останавливалось. В «общении» Желвака с десятком камней могло пройти и три, и четыре часа, чему удивлялись даже геммологи. А он просто не замечал бега времени и сам поражался, когда оказывалось, что прошло не пять минут, а сорок раз по пять.

«Неужели Захарыч решил вернуться к старому? – недоумевал пахан. – Зачем? У него денег куры не клевали. А может, ради спортивного интереса? Не похоже это на Толстого. Но перстни явно краденые. Ради чего его мозговик впервые за последние годы пошёл на дело? Что заставило его рисковать? Попадись – сколько деньжищ ментам пришлось бы отвалить!»