Сэйити Моримура - Коммандо

— Он велел, чтобы ты позвонил по телефону.

— Сейчас, ночью? Кому?

— Все равно. Кому-нибудь из знакомых.

— Ёрико, это тебе приснилось. Как это я буду среди ночи людей тревожить? Скоро уже утро, надо спать. Ложись, а то не выспишься, — сказал Адзисава, взглянув на будильник. Было четыре часа.

— Я правду говорю, — упавшим голосом произнесла Ёрико. — Томоко-сан звала тебя.

Должно быть, она и сама уже сомневалась, не приснилось ли ей эго. Адзисава вспомнил слова профессора о том, что люди, обладающие прямым видением, склонны переносить работу своего воображения в реальность. «В квартире и телефона-то нет, — подумал Адзисава. — Неужели для того, чтобы позвонить неизвестно кому, я стану поднимать весь дом?»

И он решил оставить слова девочки без внимания, отнеся их на счет ее излишне развитого воображения.

— Послушай, со мной говорил один человек, Адзисава-сан, — сказала Норико старшей сестре во время очередного посещения больницы.

— Откуда ты его знаешь? — воскликнула Митико.

— Знаю. Адзисава-сан разыскал тех гадов.

— Не может быть!

— Может. Это Наруаки Ооба, бешеный сынок нашего мэра. Точно?

— Как ему это удалось?! — задыхаясь от волнения, вымолвила Митико. Новость поразила ее в самое сердце.

— Ага! Значит, правда!

— Зачем он приходил к тебе?

— Он хочет, чтобы мы заявили в суд. Говорит, иначе они не оставят тебя в покое.

— Нори, уж не думаешь ли ты, что я и в самом деле пойду в суд? Да я скорее умру, чем соглашусь на такой позор!

— Тебе же нечего стыдиться.

— Нори, я тебя прошу, перестань!

— Значит, тебе все равно, если они и меня изнасилуют?

Митико испуганно воскликнула:

— Они не посмеют!

— А Адзисава-сан сказал, что они вполне могут и до меня добраться.

— Он лжет!

— Ты уверена? Эти типы, чтоб тебе было известно, мне уже звонили!

— Ты правду говоришь?

— Правду! Адзисава-сан говорит, что ты не одна такая, вас много. Если все будут сидеть и помалкивать, насильники совсем распоясаются.

— Но почему именно я? Ты пойми, меня же после этого никто замуж не возьмет! Все станут показывать на меня пальцем! И папу, наверно, с работы выгонят.

— Вот уж не думала, Митико, что ты такая несовременная, — фыркнула младшая сестра.

— Почему несовременная?

— А потому. Чего тебе стыдиться-то, ты ведь ничего плохого не сделала! Это все равно, как если бы тебя бешеная собака покусала. Ну кто станет на тебя пальцем показывать? И папу никто не тронет, он ведь ни в чем не виноват. А если тронут, люди заступятся. Я сама в газету напишу!

— Эх, Нори, дитя ты еще малое. Хуже этого для девушки ничего не бывает. И кто за нас заступится? Это в Хасиро-то? Здесь все решают Ооба, с ними не посудишься. Если ты хочешь мне помочь, так лучше держи язык за зубами. Если ты мне сестра, ты выполнишь мою просьбу.

Сколько ни убеждала Норико старшую сестру, ее пылкие речи разбивались о страх Митико. Постепенно школьнице начало казаться, что теперь она лучше понимает доводы Адзисава. Дело даже не в том, что Митико испугалась угроз своих обидчиков. Просто она думает только о собственном покос, до других ей дела нет, она даже к надругавшимся над ней подонкам ненависти не испытывает. Ей нужно, чтобы ее не трогали, а весь остальной мир пускай хоть развалится на куски. Пережитая трагедия не только осквернила тело девушки, она изуродовала ей душу.

Норико чувствовала, что сестра, какой она стала теперь, еще отвратительнее ей, чем сами преступники. «Ну и бог с ней, — решила девочка, — все равно я буду помогать Адзисава-сан».

Как раз в это время и посетил ее бывший редактор отдела местных новостей. Момент для визита был выбран как нельзя более удачно. Или наоборот?

После ухода сестренки Митико встала с кровати и пошла звонить по телефону. Ей строго-настрого велели лежать, но позвонить надо было во что бы то ни стало. К счастью, тот, кто был ей нужен, оказался дома. Услышав голос Митико, он поначалу удивился, но тут же небрежно хмыкнул:

— А ты, оказывается, ловкачка.

Девушка уже пожалела, что стала звонить, но отступать было поздно.

— Ради бога, — умоляюще произнесла она, — не трогайте мою сестру.

— Ладно, не хнычь, — хохотнули на том конце провода и бросили трубку. До Митико только теперь дошло, какую непоправимую ошибку она совершила.

Разговор с сестрой так напугал ее, что она, не подумав, бросилась звонить Наруаки. «Совсем от страха голову потеряла! — ругала она себя теперь. — Нашла к кому обращаться!»

Но что сделано, то сделано. Она невольно выдала сестру Наруаки, он догадается, что Норико хочет выступить против него, и непременно расправится с ней. Скорее всего, тем же самым способом. Он давно уже делает круги вокруг Норико!

«Я этого не допущу! — лихорадочно думала старшая сестра. — Но как ее спасти, как?» И тут у пес перед глазами встало лицо Адзисава. Только этот человек может обуздать Наруаки. Он один раз решился вступить в борьбу с семейством Ооба. У нее где-то была его визитная карточка.

Митико быстро набрала номер телефона, указанный на карточке. Ей ответили, что Адзисава вышел и когда вернется — неизвестно. Она попросила передать ему, что звонила Митико Ямада.

Кэйко Нарусава, медицинская сестра хирургического отделения муниципальной больницы, отправилась на обычный утренний обход. До конца тяжелой ночной смены оставалось всего два часа, в восемь придуг сменщицы. Ночью дежурили три медсестры, восемьдесят пациентов хирургического отделения находились на их попечении с полуночи до восьми утра. Работы хватало — ни на минуту не приляжешь. Едва закончится один обход, уже пора начинать следующий: не дай бог, кому-то из больных хуже стало.

А мало ли было случаев, когда сразу двоим, а то и нескольким пациентам требовалась срочная помощь? И еще бесконечная писанина! Молоденькой медсестре в ночную смену приходилось тяжко. «Отработай десять таких ночей в месяц, ни на какую личную жизнь времени не будет, так и останешься в девках», — думала Кэйко. В последнее время она все чаще задумывалась, стоило ли идти в медсестры. Пошла бы секретаршей в какой-нибудь офис — знаний особых не нужно, отсидела рабочее время и свободна. Но тогда не было бы в тебе чувства, что ты нужна людям, которое играло не последнюю роль в жизни Кэйко. Только это сознание удерживало ее на трудной, неблагодарной работе.

Утренние обходы она любила — долгая ночь позади, палаты наполнены свежестью и светом, пациенты уже не спят. Утром все чувствуют себя лучше, в том числе и самые тяжелые.

Кэйко переходила из палаты в палату, больные приветливо здоровались с ней. У нее было ощущение, что они с нетерпением ждут ее утреннего появления — даже те, кто от слабости не может ей и кивнуть.