Сергей Зверев - Мертвый дрейф

И в довершение к этому позорищу заскрипела, завыла дверь за спиной, захлопнулась, сработало запирающее устройство. И донесся глуховатый, но чертовски отчетливый сатанинский смех…

«В ловушку загнал!» – ахнуло по мозгам.

Клубок из человеческих тел ворочался в кромешной темноте. Не сразу удалось отклеиться от товарищей, откопать в подсумке и нацепить на лоб фонарь. Автомат он не утратил, палец по-прежнему лежал на спусковой скобе. А смысл? В них никто не собирался стрелять. Из душного мрака, пронизанного сыростью, проявлялись стены в грязных потеках, какие-то силовые установки, вездесущие трубы и кабели. Возились товарищи, принимая вертикальное положение, цепляли фонари. Прочертилась дверь – овальная, ну точно подводная лодка, удивительно, как он не запнулся о высокую приступку… Он бросился к двери, надавил на нее плечом – бесполезно, дверь надежно держалась в створе. Сплюнул со злостью, отскочил на шаг, выбил короткую очередь в предполагаемый замок. Не было на двери никакого замка! Только запор с обратной стороны, но как до него добраться? И толщина такая, что хоть паровым молотом в нее бейся! Пули отскакивали, рикошетили от стали, оставляя на ней вмятины. Злость душила, он снова вскинул автомат, плевался матерщиной и пулями девятого калибра, на которые эта дверь откровенно плевала!

– Прекрати! – заорал Никита. – Угадай, в кого сейчас это свинство будет рикошетить?

– Гранатой? – глуховато предложил Платон.

– Ага, и нас вместе с дверью, – испугался Никита, – на мелкие кусочки. Шли бы вы лесом со своими заманчивыми предложениями.

– Вот сука, – ругнулся Крамер. – А ведь была у меня дельная мысль, что эта падла нас в ловушку заманивает.

– А озвучить полезную мысль не позволила природная скромность? – ядовито осведомился Никита.

– А вы бы послушали? Вон как командир усвистал – словно за птицей счастья…

– Давайте спрячемся и подорвем гранатой? – тупо гнул свою линию Платон.

– Да остынь уже, – огрызнулся Крамер, – дай сориентироваться.

За дверью что-то ухнуло – грохот сменил неприятный скрежет, словно волокли по полу что-то тяжелое. «Ландсберг уже не один», – автоматически отметил Глеб. Резкий удар – дверь подперли снаружи чем-то массивным. Ломали дальше, гремели трубы, скрипели какие-то коробы, перегораживая проход.

– Александр Карлович, – он удушил свой рвущийся наружу гнев, заставил себя говорить спокойно, – а можно поинтересоваться, чем вы там занимаетесь?

И снова раздался зловещий демонический смех! Он больно резанул по ушам, открыл дорогу ужасным предчувствиям.

– Развлекайтесь, господа спецназовцы, – прозвучал исполненный ядовитого сарказма голос. – На этом мы с вами расстанемся. Жалко, что за полтора года работники наших силовых структур так и не поумнели.

– Обижает, гад… – прошептал Крамер. – А ведь по большому счету он прав…

Оборвался демонический смех, затих шум за дверью. Послышались шаркающие шаги – двое неторопливо удалялись. Наступила тоскливая тишина, в которой явственно было слышно, как неподалеку журчит вода. А еще снаружи доносился приглушенный гул – посвистывал ветер, волны бились в борт контейнеровоза.

– Можно отойти подальше и ударить по двери в четыре ствола, – искрился гениальными идеями Платон. – Или заложить сразу несколько гранат… Мужики, это ведь всего лишь дверь, а чё…

– Чего делать-то будем, командир? – растерянно спросил Никита.

– Знаешь что, Никита? – резко повернулся к нему Глеб. – Еще раз спросишь, что мы будем делать, я тебя точно прибью!

– А что сразу – Никита?.. – растерялся боец. – Думаешь, мне одному это интересно?

– Да нет, дверь мы не пробьем, – рассудительно изрек Крамер, – лишь впустую боеприпас изведем. Грамотно нас замуровали, демоны. Хорошо подготовились – не числом, так умением, блин…

Узкие лучи от фонарей перекрещивались, словно лучи прожекторов в ночном небе, вырисовывали фрагменты бледных лиц, какие-то массивные стальные наплывы на стенах, навевающие мрачные ассоциации с фантастической подводной лодкой, внутренности которой испещрены витиеватыми ребрами жесткости. Глеб сделал шаг вперед… и вдруг почувствовал, что стоит по щиколотку в воде! Машинально подался обратно, осветил пространство под ногами. Так вот в чем дело! Их заманили и бросили в наполовину затопленном кормовом отсеке, под которым расположен гребной вал судна! И, похоже, этот отсек был не самым нижним – иначе «Альба Майер» не давала бы такой дифферент на корму! Под ногами действительно плескалась вода. Четкая граница сухого и затопленного участков. Хорошо, что пока они по ЭТУ сторону границы… Он присел на корточки, пристроил палец на сухое рядом с водой. Выждал несколько тягучих секунд, не отрывая палец от пола, и почувствовал неприятный холодок в позвоночнике: вода поднялась и замочила палец! Она перемещалась со скоростью три сантиметра в минуту! Возможно, и не самая большая скорость для подъема воды, но где гарантия, что по мере погружения кормы она не станет поступать быстрее?

Сердце отчаянно сжалось.

– Вот черт… – пробормотал Крамер, у которого тоже были глаза. – Это что же получается, господа обманутые дольщики: примерно через час этот отсек будет полностью затоплен?

«А на что тогда рассчитывает Ландсберг?» – мелькнула шальная мысль. Или ни на что не рассчитывает в своем окостеневшем безумии? Глеб лихорадочно вертел головой, подмечая нюансы обстановки. Стены в кормовой части сужались, сходились клином – та часть отсека была уже затоплена больше чем наполовину. Значит, в том месте или еще ниже имеется пробоина, сквозь которую поступает вода. Образовалась она, как видно, недавно. Возможно, судно на что-то наскочило, возможно, общая ветхость способствовала появлению щели. Пробоина, должно быть, небольшая – этой «шаланде» еще тонуть и тонуть. Хотя кто ее знает? Вода не сразу утянет махину на дно – для начала она заполнит все полости и пазухи в килевом пространстве, а ведь это нешуточная громадина, тут потребуется немало времени – и лишь потом «Альба Майер» начнет погружаться так, что это будет видно невооруженным глазом…

Просматривалось единственное решение (с дверью определились; впрочем, извести на нее боезапас никогда не поздно). Он глубоко вздохнул и принялся стаскивать с себя амуницию и складывать под ноги. Избавился от автомата, от пояса с тяжелым снаряжением, от продолговатого вертикального рюкзака, в котором, помимо личного барахла, крепился специальными застежками к внутренней водостойкой обшивке двухсредный автомат. Начал разуваться, стаскивать комбинезон, штаны, нательное термическое белье. И все это происходило в гнетущем недоуменном молчании. Товарищи хмуро таращились на командира, принимающего форму одежды «номер один» (трусы и комсомольский значок).