Сергей Самаров - Горный стрелок

До верхней поляны добрались за десять минут. Автобус не торопился взбираться в гору. Вышли на своей остановке, и на глаза полковнику сразу попался капитан Габиани, греющий на солнышке свою лысину. Глаза он прикрывал модными солнцезащитными очками. Капитан в одиночестве сидел на скамейке рядом с домиком, забросив ногу на ногу и растянув по спинке скамьи руки. Типичная поза отдыхающего, которого капитан усердно изображал. И не поспешил встать при появлении полковника, поскольку официально входил в его команду не в качестве ее члена, а именно в качестве контролера, от которого зависит многое, в том числе и будущее многих американских проектов в Грузии. Это капитана расслабляло, возвышало в собственных глазах, что явно не шло на пользу общему делу. А началось это с самого первого дня пребывания капитана в группе полковника. И продолжалось постоянно. И в этот раз при приближении Мартинеса Габиани лениво встал и приветственно поднял руку:

– Поскольку мы находимся по эту сторону границы, господин полковник, официально я вас приветствовать не буду, – сказал капитан тоном вальяжного человека.

Но, в принципе, он был, конечно, прав, и здесь, на туристической базе, явно не то место, где требовалось демонстрировать армейскую дисциплину.

– Меня ждете, капитан? – спросил полковник.

– Да. – Тенгиз посмотрел на часы и с трудом прокашлялся. – Мне пора отправлять донесение. Хочу получить от вас данные об утренней операции. Подробности с оценкой. Не самой операции, конечно, а действий ваших курсантов.

– Это была не операция. Это были подготовительные мероприятия. А тебе нужно кашель лечить. У тебя настоящий бронхит.

Вообще-то Тенгизу полагалось самому идти с группой и давать самостоятельную оценку действиям курсантов, но капитан, с одной стороны, ленился, с другой – ссылался на сильный кашель, который может выдать всю группу. Кроме того, он только поздно ночью пришел из туристического городка, как полковнику доложили, причем, мягко говоря, не совсем трезвый, и утром не пожелал встать. Это тоже раздражало Мартинеса, хотя подавать капитану готовые данные для него же самого и для его дела было даже более выгодно, чем таскать младшего Габиани с собой, не зная уровня его подготовки. Что после такого похода напишет он старшему Габиани, полковнику, который в основном и выступал вместе со своими сторонниками в пользу принятия для подготовки коммандос системы российского спецназа военной разведки, в котором полковник сам когда-то и служил. Именно по настоянию старшего Габиани к группе Мартинеса и прикрепили контролера.

– Операция или не операция… Тем не менее ваши спутники ходят даже по комнатам так, словно их заставили неделю перед этим на корточках сидеть. Кто-то со стороны может подумать, что вы их долго между ног пинали. Наверное, вы их сильно загрузили, полковник.

Тенгиз Габиани относился к северокавказским курсантам Мартинеса чуть свысока, не считая их нормальными бойцами, как, впрочем, все кадровые военные часто относятся к партизанам. Но эти партизаны были не из тех, что вышли из своего двора, закрыли дверь дома на замок, а калитку двора на задвижку и пошли воевать. Эти были, можно сказать, профессиональными партизанами, прошедшими подготовку в лагерях Афганистана, Пакистана и других мест, где их поддерживают, а потом уже попавшими в руки полковника Мартинеса. Они многое умели, хотя, конечно, не владели высокотехнологичными методами войны. Да и о физической их подготовке всерьез до Мартинеса никто не задумывался. Он задумался, и, как сам считал, хорошо их подготовил. Но у грузинского капитана, видимо, было собственное мнение, которое предстояло развеять.

– Да. Я давал максимальные нагрузки в непривычных для них действиях. В общепринятом понятии они парни выносливые и могут потягаться с любым спортсменом. Но непривычные нагрузки им даются тяжело. Жалко, что вы, капитан, не пошли с нами. Могу вас уверить, что и вы сейчас с трудом передвигали бы ноги. Хотя, в принципе, такие специфичные условия, как сегодня и вчера, не всегда возникают. Вчера мы, конечно, не с такой нагрузкой передвигались. А сегодняшняя нагрузка оказалась для курсантов слишком великой. Но это с непривычки. Завтра утром разомнутся и смогут снова выполнять то же самое. Но здесь не их вина, а моя, потому что во время подготовки я этому способу передвижения уделял слишком мало времени. Да у нас и условий не было. В районе нашей базы, как вам хорошо известно, много болот, но отсутствуют заснеженные горы. Вы тоже, думаю, с подобными нагрузками не встречались, и потому вам было бы еще сложнее, чем им, хотя бы имеющим начальные навыки. И ходили бы вы еще хуже, чем они, если бы вообще ходили, учитывая ваши вчерашние перегрузки.

Мартинес не удержался от укора. Но и капитан ответил ударом на удар, так легко задев больную струну полковника, словно хорошо знал о ней:

– Вы же, господин полковник, передвигаетесь без труда. Думаю, что я, как более молодой, чувствовал бы себя не хуже, нежели вы, несмотря на мой кашель. Но сейчас вопрос не в этом. Я хотел бы знать, господин полковник, какие такие жуткие нагрузки вы дали курсантам. Это не мое любопытство, но необходимые данные для отчета.

– Пойдемте, я помогу вам составить отчет, – предложил Мартинес, играя под простачка, почти добродушного и наивного в этой своей доброте. Это была одна из обычных и многочисленных масок, натягивать которые на лицо должен уметь каждый профессиональный разведчик. И Мартинес пользовался постоянно большим набором масок, каждая из которых предназначалась отдельному человеку и должна была бы именно на этого человека влиять именно в ту сторону, в которую полковнику хотелось бы повлиять. А на слова Габиани реагировать было нельзя, иначе он эту самую больную струну увидит и будет ее использовать. Впрочем, использовать эту струну тоже не в интересах капитана, потому что он, как и его отец, против теста Купера. А именно тест Купера показывает, что Мартинесу пора переходить на штабную работу. Или, в худшем случае, на работу инструктора, готовящего грузинских бойцов коммандос. А это не самое интересное для Мартинеса занятие. Вот он и скрывал под маской свое истинное намерение. Однако Габиани видел его насквозь.

– Извините, господин полковник, это моя одновременно субъективная и объективная работа, и она вам будет доступна уже только в том виде, в каком ее представят вам в генеральном штабе после вынесения решения. В любом противном случае работа будет названа необъективной, поскольку любой человек со стороны сможет заявить, что написана она под вашим влиянием. Значит, я свою задачу не выполню. А меня выбрали для настоящей роли именно благодаря моей объективности. Но, как я понял, сегодняшняя ваша нагрузка не определяется тестом Купера?