Дмитрий Щербаков - Беспощадная страсть

«Неужели все позади? — думал Север. — Неужели я опять могу быть с нею самим собой, не играть роль отмороженного мерзавца, превосходящего по крутости всех известных ей бандитов? И ее больше не потянет в грязь? И проклятая болезнь больше не заставит ее трахаться разом с тремя-четырьмя настоящими подонками? Неужели ее нимфомания замкнулась, наконец, на мне? Неужели я добился своего и мы с Милкой теперь свободны? Господи, какое это было бы счастье!»

Он придавил сигарету в пепельнице, закурил новую. Опять посмотрел на Милу. Девушка спала, умиротворенно улыбаясь. И вдруг печально знакомая похотливая гримаска на миг исказила ее лицо. Север вздрогнул.

«А что, если прошедшая ночь — просто счастливое исключение? — подумал он. — Что, если, вернув себе прежнее духовное обличье, я и Милке верну ее прежние муки, ее нимфоманию? Я ведь этого не вынесу… Это ведь будет необратимо! Потому что я уже никогда не смогу предстать перед нею в виде монстра! Второй раз она не купится, не поверит мне! И тогда останется только убить ее и себя! Другого выхода не будет!»

Север вдруг почувствовал такой страх, что выскочил из постели. «А что, если я вчера все испортил? — металось в его мозгу. — Что, если Милка больше не верит в то, что я гнусный подонок, а ее нимфомания замкнулась на мне еще не окончательно? И снова разовьется в прежнем направлении?! Ой, дурак я, дурак! Слабак! Распустил спьяну сопли! Да как же ты мог, Белов, как ты мог? Так рисковать любимой женщиной! Господи, пронеси!»

…Проснувшись, Мила услышала, что Север возится на кухне. Совершенно счастливая, девушка вскочила и побежала к мужу.

— Доброе утро, Север, милый! — воскликнула она, лучезарно улыбаясь. Резкая пощечина мгновенно смела улыбку с ее лица.

— Чего оскалилась? — рявкнул Север. — Зубов, что ли, много? Гляди, повыбью!

— Север, ты что? — почти прорыдала Мила. — Ты же вчера…

— Вчера я разнюнился, молодость вспомнил! — грубо перебил Север. — Деньги на ветер выкинул! И какие деньги, черт меня дери! Идиот! Но больше ты ничего подобного не жди! Усекла, баба?

— Усекла… — вся разом поникла Мила. — Дурак ты, Белов…

— А это за дурака! — Север хлестнул ее ладонью по второй щеке. — Давай, готовь жрать. Выпить я выпил, опохмелился. Хочешь, опохмелись и ты, — как бы смилостивился он. — А после завтрака — в койку! И не вздумай кочевряжиться!

— Я и не думаю… — произнесла Мила едва слышно. — Я всегда рада койке…

— Молчи уж, блядина! — окрысился Север. — Нашла чем хвастаться! Курица безмозглая!

…После завтрака он убедился, что ничего вчера не испортил. И вздохнул с облегчением.

— Собирайся! — буркнул он Миле, едва поднявшись с постели. — Мы едем в Москву. К Пашке. Мне нужна его консультация, что-то приступы меланхолии одолевают… А вчера я из-за такого приступа потерял «лимон» баксов! Ты врубаешься — «лимон»!

— Плевать мне на твои баксы… — пробормотала Мила.

— Ты мне доплюешься! — прикрикнул Север. — Я тебе плюну! Я тебе так плюну — не обрадуешься!

— Пошел ты… — бросила Мила устало.

— Я попрошу Пашку, пусть он и тебя протестирует! — заявил Север. — Может, он подскажет, как сделать тебя хоть чуть-чуть поумнее!

— Пусть тестирует, — согласилась Мила. — Паша лучше тебя…

— Еще раз так скажешь — измордую! — взревел Север.

Он был противен себе в эту минуту. Впрочем, за последние месяцы он успел привыкнуть к подобному самоощущению.

Павел Кузовлев вышел из кабинета, где пробыл не один час, проводя Миле сеанс глубокого психоанализа. Север, все это время напряженно ждавший результатов, увидев друга, привстал со своего места, искательно глядя в глаза Павлу. Тот кивнул.

— Пойдем ко мне, дружище, — произнес Кузовлев. — Она заснула, пусть спит. А я в принципе все понял. Сейчас расскажу. Пошли.

Они устроились в директорском кабинете Павла. Врач достал из ящика стола бутылку спирта.

— Разведенный, — тряхнул он посудиной. — Выпьем!

— Паша, не томи! — простонал Белов.

— Что я могу сказать? — вздохнул Павел. — В целом ты добился успеха. Тебе удалось вызвать у Милы то психологическое состояние, которое мы с тобой условно назвали синдромом жертвы. Между вами установились отношения по типу «палач — жертва», и теперь у Милы нет психофизиологической потребности искать других сексуальных партнеров. Тот уровень зла, носителем которого ты якобы являешься, ее устраивает, и ей достаточно приносить себя в жертву тебе и больше никому. Оттягивать на себя через секс твое зло — ей кажется, что его в тебе через край. Поздравляю. Ты хороший актер по жизни и мужественный человек.

— А почему ты так грустно все это излагаешь, Паша? — воскликнул Север воодушевленно. — Значит, все получилось! Значит, можно избавляться от маски монстра? Хорошо-то как, Паша!

— Да в том-то и дело, что не все так хорошо, — вздохнул Кузовлев. — Милкина болезнь никуда не делась и не замкнулась на тебе одном. Если ты изменишь стиль поведения, если снова станешь благородным рыцарем в глазах Милы, ее опять рано или поздно прихватит. И скорее рано, чем поздно. Милкино нынешнее состояние весьма неустойчиво. Так что тебе придется продолжать действовать и вести себя так же, как все это время. Придется продолжать работать на Романова, усмирять этого… как, бишь?.. Кличка-то обезьянья, ты говорил… да, Газавата, и главное — не давать спуску Милке. Бить ее, насиловать… и так далее, весь комплекс. Пойми, некий предел в Милкином подсознании еще не перейден. Да, она ощущает себя твоей жертвой, но ты для нее еще не сконцентрировал в себе все мировое зло, если можно так выразиться. Вот когда сконцентрируешь, процесс будет уже необратим. Ты превратишься для нее в единственно возможный сексуальный объект, и уж тогда веди себя, как хочешь — она не сможет изменить тебе ни при каких обстоятельствах. Физически не сможет. Если только вы оба доживете до этого момента…

— Но как же так, Паша?.. — Север запинался, он казался совершенно раздавленным. — Ведь последний раз… ты помнишь, я тебе рассказывал… Все было хорошо… Милкина похоть была утолена, это точно, я чувствовал, хотя я в тот раз ее не насиловал… Паша, как же так?

— В тот раз в ней еще сохранялась внутренняя инерция, — пояснил Павел печально. — И слава Богу, что ты сразу вернулся к своей роли подонка. А то пропала бы Милка окончательно…

— Оба мы пропали бы, — пробормотал Север. — Но расскажи мне, Паша, когда… когда она пройдет наконец этот чертов предел? Когда я избавлюсь от этого гребаного одиночества, от этого мерзкого фиглярства? Когда верну себе Милу — целиком, а не только ее тело! Мне мало только тела, какое бы красивое и сладостное оно у нее ни было! Мало, понимаешь?!

— Не заводись, Север. Все я понимаю! — сказал Павел жестко. — Только ответить на твои вопросы не могу. Когда? А Бог его знает, когда! Единственное, чем я могу тебе помочь — это рассказать, как развивалось Милкино состояние в динамике. Хочешь?