Александр Чагай - Врата джихада

Хамзат буквально впился в экран. Даже о еде забыл — в правой руке сжимает вилку с куском омлета, который уже давно пора отправить в рот.

Ксан провел у парня ладонью перед глазами:

— Эй! Ты чего?

Хамзат, словно очнувшись, невнятно ответил:

— Что? Ничего.

— Интересно?

— Интересно. — Дагестанец потыкал вилкой в остыв­ший омлет.

— Тут, брат, любопытный сюжетец развертывается. Эта дама.

Ксан оборвал фразу на полуслове. Внезапно он ясно и четко увидел решение мучившей его проблемы. Как про­сто! И главное, может сработать. Вот только парня, конечно, жаль. — Он потрепал его по плечу:

— Ну, ты ешь, ешь.

Хамзат механически поглощал омлет, тосты. Взгляд у него отрешенный, мысли где-то блуждают.

— Э, да тебе, вижу вредно смотреть телевизор за едой. Смотри, выключу, новости закончились.

— У нас в общежитии нет телевизоров. Запрещено ис­ламскими обычаями. И компьютеров тоже нет. Мы элек­тронную почту отправлять на ближайший марказ ходим.

— Тогда понятно, — усмехнулся Ксан. — А я думаю, что там парень углядел в этом ящике? Кайфуй, пока у меня. А вернешься — терпи. Но помни: у тебя и телевизор свой будет, и компьютер, и ди-ви-ди и все прочее. И вообще, давай, побыстрее заканчивай. Нам нужно поговорить.

Хамзат отложил вилку.

— Спасибо. Я уже сыт. Что вы мне хотели сказать?

Ксан предложил перейти в гостиную и пересесть в кресла.

— Дело серьезное, мой мальчик. Помнишь эту женщину, которую показывали по телевизору?

Хамзат вздрогнул, молча кивнул.

— Так вот, ей грозит серьезная опасность.

Рашид Асланович был доволен и смотрел на своего помощника ласково, почти с восторгом.

— Мысль тебе в голову пришла хорошая. Лежала на поверхности, а мы ее не замечали. Молодец! Итак, этот твой Хамзат, ссылаясь на тебя, расскажет Кази.

Что американцы могут угрожать Агаповой и мы этим обеспокоены.

— Баширов посольство их посетил, они вроде как иносказательно дали понять, что тетку постараются поберечь.

— То, что такой визит состоялся, конечно, очень полезно, — согласился Ксан, — но, сами знаете, насколько можно верить этим нашим друзьям.

— Да знаю, знаю! — махнул рукой Галлиулин. — Только ты мне скажи, насколько все это подействует на Кази?

—Думаю, что подействует. Парню он доверяет, к его информации отнесется серьезно. Американцев ненавидит и не упустит возможности утереть им нос в зоне племен. Дзардана, правда, Кази тоже терпеть не может, его задача- максимум самому возглавить всех исламистов. Но в данном конкретном случае амбиции этого деятеля, пожалуй, могут сыграть нам на руку.

— Что ж, — медленно, словно продолжая размышлять, произнес Рашид Асланович. Иными вариантами не располагаем.

Хамзат шел пешком, и когда он добрался до цели, было уже темно. Это был один из самых дорогих особняков в Исламабаде, расположенный в тихом месте, неподалеку от центральной городской мечети, построенной на деньги саудовского короля Фейсала. У входа, как водится, дежурил чо- кидар, который знал юношу и пропустил его. Однако главная охрана внутри — бравые парни с автоматами, преградили путь.

— У меня срочное сообщение для Кази! — возбужденно объявил Хамзат.

Охранник оттолкнул наглеца. Тот чуть не упал, однако упорно продолжал требовать встречи.

На галерее верхнего этажа появился элегантный паки­станец — в европейском костюме, туфлях из крокодило­вой кожи. Гладко выбритые щеки, подвижный рот. Это был Мушахид, личный секретарь муллы Кази Хуссейна Рах- мана, председателя религиозной партии «Джамиат- уль- Мохаммад».

— Пропустите. — Мушахид сделал знак охранникам.

Хамзату и прежде доводилось бывать в этом доме, и всякий раз его поражала здешняя роскошь, обилие бронзовых статуй и картин, изображавших обнаженных женщин. Озираясь по сторонам, он поднялся вверх по лестнице, следуя за Мушахи- дом. Наконец, они вошли в комнату, где увидели Кази. В антураже столь необычном, что у Хамзата дух перехватило.

Знаменитый клерикал, известный своими требовани­ями о замене светских судебно-процессуальных норм Шариатом, о неукоснительном соблюдении закона о святотатстве, полулежал на широкой софе в обществе двух девиц. Кази был после бани — розовый распаренный. Вся его одежда ограничивалась простыней, прикрывавшей жирные чресла. Однако седую голову традиционно увенчивала каракулевая папаха, без которой Кази практически никто никогда не видел. Юные создания, вооружившись маникюрными ин­струментами, возились с руками и ногами лидера партии. Рядом восседала в кресле еще одна дама — дебелая, затянутая в прозрачный шальвар-камиз, сквозь который выпирали раскормленные груди. Это знаменитая на весь город мадам Тахира, содержательница элитного публичного дома, услугами которого пользовались представители местной знати.

Студент ошарашено пролепетал:

— Кази.

Рахман сурово глянул на гостя и принялся его отчитывать:

— Ты везде искал меня, привлекая ненужное внимание. Явился без приглашения. Надо было обождать. Ты перешел допустимые границы.

Хамзат сглотнул слюну. Он растерялся, сник.

— Вторгся в мою частную жизнь, — не унимался мулла. — Я распорядился пустить тебя, потому что. Я считаю тебя искренним юношей, ты мне близок.

Хамзат стоял красный как рак, на парня было жалко смотреть.

Кази, решив, что пришла пора сменить гнев на милость, «сбавил обороты».

— Ну, ладно, ладно, надеюсь, это послужит тебе уроком. Ты не лицемер, не ханжа, все понимаешь. Почти все свое время я отдаю служению Аллаху, и только пару часов в неделю трачу на себя.

Повернувшись к девицам, Кази бросил:

— На сегодня хватит.

— Кази-сааб — великий человек, — важно сказала мадам Тахира. — Его нельзя судить по обычным меркам.

— Прошу тебя, бегум [24] Уважительное обращение к женщине (урду, пушту). , распорядись насчет ужина.

— Когда бандерша удалилась, вновь обратился к Хамзату. — Так что у тебя стряслось? — Цепким взглядом охватил фигуру юноши, схватил за локоть, завернул рукав рубахи.

Хамзат потупился.

— У меня был нервный срыв. Меня считают предате­лем. Свои же. У нас будет неделя землячеств, а я отказался стоять под российским флагом.

Черты лица Рахмана смягчились, морщины разгладились.

— Россия — твоя страна, но не твое государство. Оно убивает мусульман, обрекает их на голод и лишения. Нечего стыдиться своей позиции. Нужно иметь мужество и силу, чтобы настоять на ней. Разве я, наша партия не помогаем тебе? Разве ты не черпаешь силы в нашей коллективной мудрости? — Кази укоризненно покачал головой.

— Это не все. не главное. Когда я это сделал. У себя в общежитии. Меня нашел этот русский. дипломат. Я рас­сказывал о нем. Он отвез меня к себе.