Михаил Федоров - Сестра милосердия

— А как твой герой, что тебя спас?

— Герой подался на родину…

— А где у него родина?

— Башкирия.

— Ты знаешь, в наш батальон пришёл парень, который тоже живёт в России. В Воронеже.

— А как его зовут?

— Он себя называет Воронеж да Воронеж. Если хочешь увидеть, то он сейчас за автоматом должен прийти. У меня их два…

Не прошло и минуты, как дверь без стука отворилась и вошёл кучерявый парень.

— Ну что, командир, где мой калаш? — спросил и увидел Наташу. — На-та-ха…

— Валерка!

— Ты каким ветром здесь? — А ты?

— Я… Лучше зови меня Воронеж. А Валерка… Валерка в Гремячьем остался.

— Что ж, Воронеж так Воронеж… Воронеж взял автомат:

— Давно мечтал о такой вещице… А-то всё кастеты. На всё Гремячье два обреза.

— Ты о чём? — спросила Наташа.

— Да всё о том же…

— Расскажи, как там школа, как ученики, как колхоз?

— А как всюду… Колхоз развалился. Всё растащили по дворам. В школе учеников с гулькин нос, теперь в Гремячье возят. Что об этом говорить — душу травить! — Ладно, ещё свидимся. Я пойду, — сказала Наташа. — Засветло нужно к своим вернуться.

— А ты что, не в этом батальоне? — спросил Воронеж.

— Я в Нижней Эшере…

— Тогда я тебя провожу…

Наташа взглянула на Анатолия.

— Пусть лучше проводит, а потом вернётся. У него же калаш, — глянул на автомат.

— А у меня граната, — предупреждающе сказала Наташа, словно вспомнив что-то.

Попрощавшись с родными, Наташа ушла. Воронеж направился с нею.

По дороге Наташа узнала незатейливую историю Воронежа. Оказывается, когда она уехала из Рудкино, он с местными парнями продолжал чудить.

— У меня друг освободился. Ещё один, потом на машине перевернулся, — говорил Воронеж. — У того вообще мозгов нету. Жили вольной жизнью, девчонки… Они — к участковому. Я понимаю, им надо завтра на работу, а мы — в гости, на чай.

Пожаловались. Ну и начались трения. А нас несло. То вина выпили, поскандалили, то бокс, то то, то это. Колесо закрутилось. А одна от меня в положении… — Ты женился? — Наташа шла на расстоянии от парня.

— Да, если это можно так назвать… Вот и получилась у меня катавасия.

Дома — ссора. С ментами — клинч. Что делать? И тут херня, и там херня, — заметил, как сморщилась Наташа: — Извини. Патовая ситуация. Мне либо сидеть, либо в бега… А тут Абхазия. Грузины стали отдыхающих обстреливать.

Падлы они! Вот и поехал сюда. Попадаю в купе с парнем из Нового Афона. Парень сам абхаз. Привозил семью в Воронеж. С ним на Псоу перешли границу. У него день-два пожил. Потом он показал, где штаб в Гудауте…

— А мотоцикл?

— Ты помнишь моего «мустанга»? Да я с горки, а понтонный мост развели.

На дне Дона мотоцикл… Чудом сам спасся.

— Здесь тоже чудеса случаются…

— Знаешь, какое первое чудо?

— Какое?

— Что я тебя встретил.

— Давай не будем!.. — отмерила взглядом расстояние между ними.

Тут в кустах зашевелилось. Воронеж снял с предохранителя автомат.

— Вы что шляетесь? — на дорогу вышли двое бородачей с винтовками.

Один — другому:

— Да это Наташа… Медсестра с Нижней Эшеры.

— Вы осторожней, — сказал второй. — Грузины лазутчиков засылают… — Здесь кругом засады? — спросил Воронеж, когда они отошли.

— А ты что думал?

Они ещё долго шли, разговаривая об Абхазии, о войне, пока не добрались до турбазы, в одном из корпусов которой квартировал батальон медсестры.

— Я здесь останусь, — сказал Воронеж.

Наталья опешила:

— Как? Тебя же ждут наверху. Тебе автомат дали…

— А какая разница, где я буду воевать? Лучше уж там, где меня хоть знают.

Наташе нечем было парировать. Тем более что в их батальоне тоже ощущалась нехватка людей.

После встречи с комбатом Воронеж взбодрился:

— Всё, Натаха! Меня приняли к вам…

Командование абхазской армии пришло к выводу, что взять Сухуми через Гумисту не получится, и разработало план захвата города в обход, через горы.

За неделю до первого июля батальон Наташи перебросили в Гудауту. Наташа догадывалась, что предвидится военная операция, но всё держалось в секрете, и она даже не знала, где окажется на следующий день. С ней собирались идти несколько медсестёр, но получилось так, что кого-то забрал брат, кого-то — отец, кого-то — жених, и она осталась с Ингой — гудаутской девчонкой, у которой погиб брат, и тогда на фронт ушла она, младшая сестра.

Наташа звала Ингу Лялькой. Маленькая, щупленькая, нос у неё выразительный, чем-то похожая на Лиану, но гораздо моложе. Неля Борисовна провожала Наташу с Ингой, когда их сажали в вертолёт, не зная, свидится ли ещё с дочерью.

Накануне позвонили в Харьков, и Наташа, наговорившись с дочерью, попросила:

— Дианочка! Ты уже взрослая и понимаешь, где твоя мама. Поэтому будь благоразумной, заботься о сестрёнках и не забывай бабушку.

— Мамочка, что ты! Я… я… — послышалось в ответ.

Наташа не предполагала, что в пятистах метрах от площадки, где садились в вертолёт, дислоцировалась часть Сергея, что он уже получил квартиру в многоэтажке, мимо которой каждый день на работу ходила Неля Борисовна.

Не знал об отъезде Наташи и Сергей.

Воронеж занял место в вертолёте у иллюминатора.

— Наташа! — показал рядом.

Медсёстры прошли в салон и сели среди рюкзаков. Набитый под завязку летающий тихоход завертел лопастями, закачался и, словно черпнув земли, полез в небо. Воронеж прилип лбом к стеклу и наблюдал за мохнатыми склонами, возраставшими вдали до снежных вершин.

«Абхазия по размерам вроде всего ничего. От Псоу до Гудауты можно доехать за час, — оглядывал горы. — Но всё это хотят захватить грузины. Да это не по зубам и гитлеровским дивизиям, не то что этим гнидам!» Вертолёт стрекотал в необъятном пространстве, мошкой улетая в ущелье.

Группами перевезли батальон в район Двуречья, откуда абхазы двинулись пешком. Шли и днём и ночью. Тропиночка: шаг вправо — пропасть, влево — можно нарваться на мину. Шли через пять метров друг от друга: если кто подорвётся, чтобы следующий не погиб. Плечи оттягивали огромные рюкзаки.

У Наташи в ботинках повылезли гвозди. Она выкинула обувь, пошла в тапочках на толстой подошве, которые к концу пути стёрлись. Впереди шёл Воронеж, бубня какую-то воровскую песню и называя себя и всех идущих: «Мы как смертники!»

Но никто в обсуждение не вступал. Замыкали колонну старики на лошадях, которые нужны, чтобы вывозить раненых. Появились хутора по два, по три дома, иногда — по четыре. Вокруг домов тянулись пасеки.

Вперёд выходила разведка, проверяла, есть ли кто, и батальон двигался дальше.

Как назло, полил дождь, и пришлось накрываться чем попало, но это мало помогало. Шли и не знали, дойдут или нет. Первую ночь, мокрые от дождя, спали на пасеке в омшанике. Проснулись голодные, холодные и — вперёд. Вторую ночь — на скотном дворе. Вонь! Уставшие, спрятались под крышу и растянулись на земле.