Михаил Федоров - Сестра милосердия

Не могут ничего. И парень не может сумку открыть. И я подумала: «Пусть нас заморозят, как Карбышева… Но мы всё равно не сдадимся. Так и останемся ледяными столбами грузин пугать».

— Ты права… А когда через день Лиана сказала: «Мне надо к своим…» — Наташа попросила её: «Останься! У меня Лялька ушла…»

— А кому я оставлю своих ребят? Они ведь ждут…

— Я понимаю, понимаю, прости…

— У тебя есть друг, — Лиана намекнула на Воронежа.

Теперь за Наташей тенью ходил Воронеж, боясь, как бы с ней ничего не случилось. А та не знала, отвадить «ходячий хвост», чтобы не вызывать лишних разговоров, или плюнуть на всё и уже не прогонять от себя мужчин?

Лиана могла задержаться на Камане, заняться своими ранеными, которых вынесли с Ахбюка, дождаться, пока соберутся домой спустившиеся с ней с горы парни, но её гнало в батальон. Быть может, распекало чувство вины, что бросила одного раненого на Ахбюке, что сломя голову убежала. Быть может, потому, что потом на Ахбюке сгорел вертолёт с десантом. По чьей-то глупости бросили десант в пекло врага. И это тоже тенью лежало на ней… Ни свет ни заря она вышла с Камана. Дорога предстояла не короткая — в обход через Афон добираться до дач. Сначала ей повезло. С ранеными уходил «Урал», и её подвезли.

Она ехала и по привычке успокаивала ребят:

— Всё выдержим! Родненькие… И вы выздоровеете.

Потом пересела в подвернувшиеся на подъезде к Афону «Жигули». Видела разбросанные по обочинам кресла и говорила:

— Не хватает машин, чтобы раненых вывезти…

— Что ты сказала, что? — спросил длинноволосый, похожий на хиппи, водитель.

— А что, не видишь? Сколько покидали! От жадности — увезти не могли…

Длинноволосый поглядывал на матерчатый «лифчик» Лианы, на котором висели две гранаты, на сзади сидевшего второго волосатика-хиппи, перед носом которого маячило дуло автомата Лианы.

— Вы с Камана?

— Нет, с Ахбюка, — ответила медсестра.

— Шрому скоро возьмут? — Не знаю… Но возьмут.

«Хиппи» переглянулись:

— Хорошо б!

— А не хочет ли наша попутчица, — спросил водитель, — с молодыми людьми кофе попить?

— А мы кофе не пьём, не курим, и вообще мы не понтовые! — вспомнила дежурную фразу.

— А мы — понтовые!

— Останови машину! — сказала Лиана.

Повернулась к водителю, увидела на заднем сиденье навалом ковёр, видик, сервиз.

— Ещё чего!

— Говорю, высади, — сказала медсестра. — Я с другими поеду!

— С кеми это другими?..

— Кто не занимается вот этим, — глянула на заднее сиденье.

— А мы…

Лиана приоткрыла дверцу и хотела вылезть на ходу, но в следующее мгновение почувствовала, как её шею обхватили рукой, — она затылком упёрлась в дуло автомата, как сверкнуло в глазах от удара в лицо — сорвали с «лифчика» гранаты, как вытащили из машины — упала спиной на землю, как лягушкой растягивали за ноги — из последних сил отбивалась, как укусила что-то сальное — округу разорвал дикий крик, как с возгласом «Автомат заел!» потемнело в голове — её прикладом ударили по темени, как сквозь свист в ушах слышала: «Готова! Не фиг пулю тратить!» Не помнила, как пришла в себя, как трясло не то от шока, не то от озноба, как ныло тело, как тошнило, как, хватаясь за ветви, поднималась…

Её душило… Жизнь отдавала ради других, а другие… обошлись с нею, как с последней шлюхой… Но ведь и шлюху не бьют! Смотрела в темноту. Темнота не отвечала.

Смотрела в даль — её только обдавало прохладой… Смотрела и не верила, что такое возможно. Возможно с ней. С Лианой. С той, которую любой из их батальона готов носить на руках, а не то что бы вот так, по-скотски…

В душе творилось что-то невообразимое… В ней что-то ломалось… Она замерзала, и вместе с тем нет. Ей было не холоднее, чем тогда, на Ахбюке. У неё жгло между ног…

Если бы подонки оказались рядом, она разгрызла бы каждого на мелкие кусочки! Потрогала щёку — больно… Глаз — ноет. Шея… Ноги — их словно истолкли. Выломали…

Она не знала, куда ей ступить: на дорогу, чтобы идти, но тогда куда, или в кусты, чтобы спрятаться? Или, может, сразу к обрыву, чтобы одним махом покончить с собой… И одновременно с мерзким… Отвратительным… Она ступила вперёд. Ударилась обо что-то тяжёлое. Это был автомат. Но она не поняла. Натыкаясь на ветки, царапая лицо, цепляясь за колючки, не то шла, не то качалась… Потом упала в грязь. Лежала… По ней палкой постучала немая. Подняла, как мешок. Потащила во двор.

Плеснула в корыто воды. Бросила сарафан.

Лиана только тут начала осознавать, во что её превратили.

Несколько дней приходила она в себя у абхазки, которая потеряла дар речи, когда узнала о гибели трёх своих сыновей.

Куда теперь? Лиана вышла от немой. На дачи? Но её спросят, откуда синяки. Почему избита. Начнут докапываться. Кинутся ловить подонков. Перебьют.

Ещё не тех… Тревожил и другой вопрос: сможет ли смотреть в глаза парням? Не станут ли эти твари преградой между ею и ребятами, не остановится ли, когда кого-то ранят, и она не кинется на помощь — ноги прикуёт к земле… Не домой ли, в Афон? Но что скажет соседке? Что — знакомым? «Куда?..

Куда?» — ревело внутри.

Впереди тянулась дорога… И она пошла. Пошла в Гудауту. А куда в Гудауте? К Наташиной маме… Шла, а вслед слышала пересуды: «Мне такой невестки не хватало…» Ещё бы! Её вид отпугнул бы даже сильно пьяного. А внутри кричало: «Что вы знаете обо мне!..»

Всеми клеточками организма Лиана чувствовала, как тяжело иногда бывает женщине.

Неля Борисовна увидела Лиану и сразу всё поняла. Поняла, что с подругой дочери случилось несчастье. Она не стала расспрашивать, что и как, как не расспрашивала её немая, не стала выяснять подробности, а только отвела в комнату дочери, потом нагрела воды, чтобы Лиана оттаяла, смыла нечисть… Она не отпускала Лиану от себя ни на шаг. Вместе с ней ходила в укромное место на берегу, где та «солилась» в морской воде и никак не могла «насолиться». Готовила примочки — синяки быстрее обычного рассасывались, но остался шрам на носу.

А потом сказала:

— Будешь работать у нас в столовой… — Но я хочу в батальон! — ответила Лиана.

— Какой тебе батальон, когда ты так…

— Да, да… — слёзы выступили на глазах Лианы.

— Я с кем-нибудь передам, что тебя оставили в Гудауте. Помогать…

— Разве поверят?

— Поверят, кому надо… Лиана осталась у Нели Борисовны.

На кухне её приняли как свою. Она не чуралась любой работы: мыла посуду, чистила картошку, разносила еду на подносах, как не стеснялась никакой работы медсестры. При случае съездила в то место, где её выкинули из «Жигулей», хотела найти автомат, но кроме матерчатого «лифчика» — уже без гранат — ничего не нашла. Мародёры или кто другой забрали оружие.