Саша Южный - Короли улиц

— Не надо, — придержал ее Вечер. — Это очень важно, что есть кто-то еще, кто помнит о Чепере и навещает его.

— Честно говоря, я очень рад, что вы пришли, — сказал Вечер, когда они направлялись к выходу с кладбища. — Он заслуживает того, чтобы его навещали такие красивые девушки. Раньше это делала Зарина.

— Вы знали ее?

— Конечно.

— Она была красивой?

— Очень. И отчаянной. Мотоцикл, на котором я езжу, — ее подарок.

Валерия бросила на Вечера удивленный взгляд:

— Вы были близки с ней?!

— Да, — немного помедлив, ответил Вечер. Врать в таком деле ему не хотелось. — Уже когда Чепера не было. И только раз. Нам всем тогда было тошно. Я… — Вечер окинул взглядом верхушки деревьев. — Если ты не раз слышала легенду, то знаешь, что было после того, как убили Чепера.

— Да. Вечер самурайским мечом убил Сафу и его телохранителей.

— Вот после этого я и пришел к Зарине. Мне негде было спрятаться. Тогда все и случилось. Она хотела отблагодарить меня. И еще она сказала, что часть Чепера осталась во мне. «Агуста», на которой я езжу, это байк Чепера. Он только-только купил его тогда.

Валерия смотрела на Вечера во все глаза.

— Как жалко, что вы не приехали немного раньше. Вы бы могли встретиться с Зариной, — произнесла она.

И Вечер вдруг понял, что она, как выражался Сева, в теме, что она чувствует ее как он и видит ее как он. И он понял, что сегодня любыми способами не отпустит девчонку от себя. Но, кажется, ухищрений и не требовалось.

— Я собираюсь искупаться, — сказала девчонка, подходя к своей «ямахе». — Поедете?

— Я тоже собирался. Только не был на реке уже сто лет.

— Я знаю хорошее место, езжайте за мной.

Они провели вместе весь день. Вечер узнал, что мать девушки после развода с отцом уже четыре года живет в Израиле. Что они с сестрой наполовину русские, на четверть еврейки и еще на четверть тувинки, и что Виолет вышла замуж пять лет назад.

— Макс мне совсем не нравится, — сказала Валерия. — Но он так ухаживал, такие подарки дарил! Я не осуждаю Виолет, но сама бы за него не пошла.

— Виолет поставила на лошадку, которая вряд ли добежит до финиша, — задумчиво сказал Вечер.

— Ты его знаешь? — спросила Валерия.

— Еще бы.

— Ты знаешь и Виолет?

— Знаю.

— Так вот почему ты стоял возле нашего дома? — Девчонка оказалась очень догадливой.

— Да. Я хотел ее увидеть. Я еще не знал, что она замужем. А потом она прошла в метре от меня, под руку с Максом, и не узнала.

— Но ты так изменился.

— Я бы за сто метров в толпе разглядел, почувствовал бы. Тут не нужны глаза.

— Тебе было обидно?

Вечер пожал плечами:

— Мне было обидно, что она вышла замуж за моего врага.

— Врага? — Валерия удивленно посмотрела на Вечера.

— Да. У нас с Максом было соперничество, кто круче. Он, увидев, что проигрывает, нанял людей, чтобы они забили меня до смерти. Я случайно спасся. Макс бы не остановился, но убить его, сына финансового короля области, было очень опасно. Но я все равно прикончил его.

— Как это?

— Ты видела его. Он безнадежный наркоман. Ему немного осталось. А знаешь, кто посадил его на кокаин?

— Ты!

Они находились в шести километрах от города, ниже по реке. Столики кафе стояли на деревянном помосте, нависшем над водой. Уже вечерело, и вода у помоста принимала сиреневый оттенок.

Валерия сидела, облокотившись о столик, и задумчиво смотрела на другой берег, начинающий терять в первых сумерках свои очертания.

Вечер чуть напряженно следил за ней. Он боялся, что перегрузил девчонку излишними подробностями, но врать было нельзя. Не имело смысла.

— Знаешь что, а я ведь еще не была на том холме, где Чепер дал тебе имя, — наконец сказала Валерия, и Вечер расслабился.

— Если ехать прямо сейчас, то можно как раз успеть под закат, — предложил он.

Они расстались, не договорившись о встрече, но на другой день Валерия появилась в баре. Она пришла в двадцать два тридцать. На ней было темно-зеленое, очень открытое платье, надеть которое еще надо было иметь смелость, туфли на высоком каблуке и золотой кулон с цепочкой.

В бар вошла Женщина, и все, словно почувствовав это, на миг повернули головы в ее сторону, даже сам Парадокс застыл у стойки с так и не зажженной сигаретой во рту. Потом он переглянулся с Вечером, выкинул сигарету и пошел навстречу Валерии, а бар снова наполнился шумом.

Парадокс усадил ее за стол и потащил из бара всё самое лучшее, что было припрятано для особых случаев. Вечер стоял в сторонке, чтобы не мешать ему упиваться моментом. Валерия, улыбаясь, о чем-то разговаривала с Парадоксом. Но Вечер все время чувствовал на себе ее взгляд, и потом, когда ему пришлось пройти в противоположный конец бара, он оборачивался в ее сторону и встречался с ней глазами. И если вчера ее внимание можно было объяснить его причастностью к легенде, к Чеперу, и не более, то теперь он был уверен, что этот наряд, прическа, легкий грим и прочее, все это сделано для него, для того Вечера, который сейчас во плоти и крови передвигается по залу, а не существует бесплотно в легенде. В этом не сомневался даже Парадокс, потому что он подошел и сказал:

— Слушай, ты сегодня хоть набьешь кому-нибудь морду, хотя бы для разнообразия? — И сам же ответил на свой вопрос: — Конечно, нет. Ты нынче добр. А знаешь почему? — Парадокс кивнул в сторону Валерии. Это твоя королева, она оделась так сегодня для тебя.

Но ты же сам когда-то меня учил, что вино и женщины должны быть лучшими, — напомнил ему Вечер. — Что это самое главное. Остальное — эрзац.

— Это так, — кисло согласился Парадокс. — Но ты уведешь ее из бара навсегда.

Вечер вздохнул и обнял Парадокса за плечи.

— Неужели ты до сих пор не понял, что ты, твой бар, Чепер, я и Валерия, все это единый осколок того, что было. Что теперь мы позарез нужны друг другу?

Парадокс вдруг смахнул слезу и произнес:

— Знаешь, Вечер, на приемного отца я, конечно, не тяну, но, может быть, сгожусь на роль приемного дедушки. Ведь у вас будут дети.

— Лучшей кандидатуры я не вижу, — ответил Вечер.

Парадокс вздохнул и сказал:

— Знаешь что, бросай ты всю эту канитель, девчонка заедалась. Я принесу еще вина, мы сядем…

Вечер покачал головой:

— Когда мне было шестнадцать и я был с Чепером, мне казалось, что я вбит в эту жизнь прочно, как свая. А теперь мне двадцать семь, и я думаю, что сравнивать человека со сваей глупо. Потому что все, что он ни делал бы, непрочно. Все может в один момент полететь к черту. Я не хочу афишировать наши с ней отношения.

Парадокс долго молчал, потом спросил:

— Ты получил плохие новости?

— Пока нет.

— Ты кого-то ждешь?

— Возможно, хотя и маловероятно.

Ближе к закрытию, когда в баре почти не осталось клиентов, Парадокс подошел к Вечеру и сказал: