Владимир Угрюмов - Дикий

Вот и лето опять. Я выхожу на курортную платформу и затягиваюсь воздухом, в котором слышны запахи увядающей листвы, жареного мяса, каких-то ягод и фруктов. Народ струится вокруг — мирные граждане. А вот и менты животастые, вон карманник прошустрил, бичи бродят вместе с вокзальными собаками.

Нет, в гостинице я светиться не буду. Вон бабушки стоят рядком. Подхожу, спрашиваю:

— Кто возьмет молодого и красивого под крылышко за хорошую плату?

Меня выбирает сухонькая старушка. Другим нужны семейные. Мы добираемся до пыльной улицы, проходим несколько домов с палисадниками и сворачиваем к калитке. Мне предоставляют комнату во времянке. Там еще две пустых, и я плачу за них, чтобы никого не селили. Старушка счастлива и угощает пирожками с капустой. Я тоже счастлив, что жив еще.

Следующие две недели отдыхаю и приглядываюсь к местной жизни. Утром болтаюсь по рынку, маскируюсь в его толчее, покупаю дыни и виноград, а днем отсиживаюсь во времянке, нарезаю дыню тонкими ломтиками, откусываю сладкие тающие кусочки. Сок течет по подбородку, и я вытираю его полотенцем с вышитыми петухами. Вечером, когда жара спадает и становится не так душно, брожу возле моря, шурша галькой. Каждый вечер смотрю кино в местном кинотеатре с облезлыми колоннами возле входа. Где-то около двух тысяч баксов в кармане. Хорошие деньги только для курортника. На всю жизнь не хватит.

Воскресенье провожу на местной барахолке. Народ торгует ржавыми гайками и лампочками. У дядьки в военном кителе, сидящего на пожелтевшей газете и торгующего гнутыми гвоздями, я обнаруживаю в кошелке сигнальный револьвер и сторговываю его за смешные деньги. В понедельник брожу по окраине Евпатории и натыкаюсь на гаражи. Захожу, присматриваюсь — станки в углу за верстаками. Возле верстака — белобрысый парень с веснушчатым лицом.

— Привет, — говорю я и достаю сигареты.

— Привет, — соглашается парень и берет сигарету из моей пачки.

Я замечаю на фаланге указательного пальца след от выведенной татуировки.

— Жарко, — говорю. — Сейчас бы чешского пива.

— Хорошо бы, — кивает парень.

Я приношу пиво, и мы садимся на табуретки возле станков. Оказывается, пацан, Женькой его зовут, успел посидеть три года, и это мне нравится. Я предлагаю ему сто долларов авансом и еще сто пятьдесят по окончании работы.

— На мелкашку переделаю элементарно! — радуется Женька подвернувшейся халтуре.

Зарплата у него долларов пятнадцать в месяц.

— За такие деньги я тебя увешаю стволами с головы до ног. Будешь как Жан-Клод Ван Дамм, — улыбается Женька, а я его поправляю:

— Ван Дамм — каратист.

— Не важно!

— Важно, — говорю серьезно, отдаю аванс и ухожу.

— Я тебе мелкашных патронов достану даром, — кричит мне в спину Женька.

— Достань, — отвечаю я, не оборачиваясь.

Наконец я еду в Симферополь, чтобы приглядеться, одевшись, как рядовой отдыхающий. На мне потертые джинсы без наворотов и светлая рубаха с коротким рукавом. На плече сумка, а на переносице темные пластмассовые очки — мэйд ин юэса. Возле вокзала торможу частника — тридцатилетнего розовощекого хохла, — и он катает меня по городу. Я приглашаю хохла перекусить в кафешке, и водила соглашается. Парень языкастый, всех и все в городе знает — кто заправляет в Симферополе рэкетом, какие тачки у крутых и где их особняки. Я же ему рассказываю про себя всякий бред — из Московской, мол, я области, небольшой бизнес у меня, дела идут, но не очень… На прощание договариваемся, что если я опять приеду в Симферополь, то он меня покатает по городу. Нравлюсь я ему. Он мне тоже — интересную информацию выбалтывает и денег за это не берет.

Возвращаюсь в Евпаторию в хорошем расположении духа и на следующий день нахожу в гаражах Женьку, который с гордостью настоящего мастера показывает мне новый барабан и ствол.

— Круто! — говорю я.

— Может, запрессовать ствол? Или сделать его сменным? — Мастер по-настоящему завелся.

— Сделай несколько сменных стволов, — решаю я. — Вот тебе еще тридцать баксов за срочность.

Я достаю три десятидолларовые купюры. Женька забирает их и начинает нахваливать ствол — как отлично он нарезан, как пришлось повозиться с металлом; говорит, что это будет не какое-нибудь фуфло, а классная боевая машина.

Хорошо, что парень любит не только деньги. Так и охотник должен любить не только мясо… А Женька, вижу, просто балдеет от работы с оружием. Почти час он рассказывает мне о том, какое оружие изготовлял до «посадки». Мне оставалось только кивать и соглашаться — я ведь в этом деле полный профан. Я охотник, а не оружейный мастер. В конце монолога Женька вдруг заявляет:

— Слушай! Я тебе сделаю глушитель. Просто так. Бесплатно.

Мы договариваемся встретиться через три дня. Это время я провожу в Симферополе, катаюсь с хохлом по городу, болтаю с ним, подыгрываю, сговариваемся слетать в Ялту. Уже и две девчонки с нами, которых мне приходится снять, чтобы не выглядеть странным отдыхающим в глазах хохла. Я не должен выглядеть ни гангстером, ни педиком… Девочки такие длинноногие, блондинки — Оля да Марина. Я так сразу и забыл, кто из них кто. А водила заерзал, и в штанах у него, похоже, зашевелилось. Я тоже делаю вид и болтаю анекдотами, но мысли мои далеко… В Ялте жарко и солнечно, синее море чуть шевелится перед горизонтом, девчонки жуют шашлыки, хихикают и глотают противозачаточные таблетки… Водила показал между делом — и я запомнил — дом рыночного барыги в Симферополе: двухэтажный особняк с черным «мерседесом» во дворе. Мысленно я ходил возле дома и примерялся к забору…

— Девочки! — воскликнул с напором. — А не выпить ли нам еще по бокалу кахетинского?!

Девочки быстро нажрались ликера с водкой, и хохол уволок их в тачку трахать по очереди и вне очереди. Я сказал, что перегрелся, остался лежать под пыльным кустом, представляя, как повезу вечером эту колоду обратно. Из машины доносятся повизгивания и хриплый бабий стон:

— Милый, милый, милый…

Я встал из-под куста и пошел прогуляться, подумать. Вернувшись через час, обнаружил тачку оттраханную, а компанию заснувшую и без штанов. Мне тоже следовало поспать, и я как-то пристроился под кустами.

Утром хохол разбудил меня и спросил:

— Как головка-то?

— А у тебя?

— У меня две и обе болят.

— Одну можно вылечить. — Я достал из сумки пару бутылок пива, и хохол обрадовался.

Я отвез девочек и хохла в Симферополь, остановился возле гостиницы, и девочки, желая продолжения, стали зазывать нас к себе. Хохол очухался и готов был валять их снова, а я, сославшись на солнечный удар, отвалил.

Женька достает оружие и два сменных ствола к нему. Мы забрались в лесополосу, и нас здесь никто не потревожит. Пусть попробуют. Я прикрепляю тетрадный лист на дерево, и Женька делает семь пробных выстрелов с глушителем. Отлично! Разброс у пуль небольшой, а звук — так кошка, наверное, пукает. Женька объясняет конструкцию глушителя — в нем одна толстая мембрана, а остальное пространство занимает проволочная спираль, берущая на себя тепло и завихряющая пороховые газы. Теперь я знаю все об устройстве глушителя. Плевать мне на глушитель. Главное, чтобы глушил… Теперь я пробую револьвер сам — отстреливаю весь барабан. Глушитель глушит.