Иван Сербин - Скальп врага

— Место выбирала не я. — Собеседник, прищурясь, глядел на Катю. — И потом, ночью там тихо. А насчет сотрудничества, заманчивое предложение, — усмехнулась она. — Как насчет машины? Машинами вы тоже платите?

— Бывает, — голос Козака прозвучал рассеянно, он о чем-то думал, что-то прикидывал. — Только зачем вам машина? У вас же есть.

— У меня «семерка», — скривилась Катя, всеми силами стараясь показать презрение. — А хочется иномарку. Или хотя бы «девятку», как у вас.

Козак поджал губы и вдруг резко обернулся к напарнику.

— Останови.

— Что? — не понял тот.

— Останови, тебе сказано.

Тот послушно нажал на тормоз, вильнул к обочине. Когда Козак вновь повернулся к Кате, в руке его был пистолет. Не какой-нибудь там «Макаров» или «ТТ», а импортная «беретта». Стоящая машинка. Жутко убойная и скорострельная.

— Выходите, — скомандовал он.

Внешность его сразу переменилась. Теперь на Катю смотрел не давешний рохля с туманным взглядом, а жесткий, холодный вурдалак, готовый в любую секунду спустить курок.

— Я не понимаю… — пробормотала Катя, бледнея. Опустив руку, она попыталась затолкать сотовый под заднее сиденье.

— Живо вылезайте из машины. Иначе мне придется убить вас прямо здесь.

Корабышев тоже достал оружие — «ТТ». Судя по выражению лица, он ничего не понимал, однако это не помешало бы ему пристрелить Катю. Бездумно, просто потому, что напарнику что-то приблазнилось.

Козак распахнул дверцу и первым выбрался из салона.

На мгновение в голове Кати закрутилась яркая, дурманящая карусель. Она представила, что в каком-нибудь американском боевике полицейский сейчас бы обязательно выхватил пистолет и парой выстрелов уложил бы злодеев. И она бы, наверное, смогла. Расстояние позволяло. С такой дистанции «Макаров» запросто прошьет спинку автомобильного кресла, сохранив достаточную убойную силу. А уж Козака через стекло достала бы и вовсе без проблем. Но… Одно дело кино, другое — жизнь. Она не могла рисковать. Или не хотела?

Козак распахнул заднюю дверцу. Ствол его пистолета уставился Кате в лицо. Совершенно автоматически, благодаря привычке, она отметила, что на руках у Козака перчатки. Тонкие, кожаные, потертые. Еще самым краем сознания подумалось: «Зачем ему по такой жаре перчатки? Да и не было их на нем раньше вроде».

— Выходите, живо, — скомандовал Козак. Катя выбралась из машины. — Руки на крышу.

Он проверил ее карманы, достал «Макарова», сунул себе в карман. Подняв полу куртки, взглянул на поясной ремень. Корабышев, тоже выбравшийся на улицу, с любопытством наблюдал за действиями напарника. Козак выругался, забрался в салон, пошарил рукой в стыке между спинкой и подушками, поискал под передним креслом, сунул руку под заднее и, зло усмехнувшись, вытащил Катину трубку.

— Та-ак, — произнес он многообещающе-зловещим тоном. — И кому же это мы звонили? Ага. Домой. Не дочке, понятное дело, маловата она еще для подвигов. Значит, жениху. Сюда, поди, уже целая толпа мчится, а, Катенька? — На сей раз его «Катенька» прозвучало издевательски. Бросив трубку на асфальт, Козак несколько раз ударил по ней каблуком. Послышался треск, корпус телефона лопнул. Пискнул, умирая, зуммер. — Иначе говоря, по-хорошему вы разговаривать не желаете, человеческих слов понимать не хотите.

Он взвел курок пистолета, поднял руку, уперев срез ствола в центр Катиного лба. Проделано это было привычно, буднично. Катя смотрела на него, не отводя глаз. Конечно, она боялась. Когда на тебя наставляют пистолет, всегда страшно. Просто ей было ясно: не эти двое решают ее судьбу. В их организации есть люди повыше. И Козак никогда не пойдет на убийство мента, не согласовав предварительно своих действий с «начальством». Понимает ведь, какими неприятностями грозит подобный поступок. Не может не понимать.

— Впрочем, мы придумаем кое-что получше.

Он коротко и профессионально, почти без замаха, ударил Катю рукояткой пистолета в висок. «Беретта» оказалась не только надежной, но и весьма увесистой машинкой. В глазах у Кати потемнело, колени подогнулись.

— Бабы, — пробормотал Козак, глядя на распростертое у его ног тело и убирая пистолет в наплечную кобуру. — До чего же тупые твари. Хуже кошек.

— Ага, — согласился Корабышев и мотнул головой в сторону Кати. — Что с ней-то делать будем?

— А чего с ней сделаешь? — поморщился Козак и сплюнул презрительно. — Здесь оставим. Поехали, пока сюда толпа не слетелась.

Они забрались в салон. «Девятка» рванула с места, выдохнув выхлоп сизоватого дыма. Через пару минут она уже скрылась за поворотом.

Катя осталась лежать на дороге.

Проезжавшие мимо притормаживали. Любопытно тянули шеи и прилипали к стеклам. Всем было интересно. Вот лежит человек. Лежит себе и лежит. Чего лежит, спрашивается? Если машина сбила, то где она, эта машина? Или хотя бы кровища где? А если пьяная, то почему так аккуратно одета?

Наконец одна из машин — потерханный «Москвич» — остановилась. Выбравшийся из-за руля парень лет восемнадцати, в болоньевом «пыльнике» и мешковатых грязных джинсах, подбежал к Кате, наклонился, тронул за плечо.

— С вами все в порядке? Эй, послушайте…

Он увидел небольшую лужицу крови, натекшую из ссадины на виске, поморщился. Осторожно взявшись за запястье, нащупал пульс. Пару минут парень размахивал руками, рассчитывая на помощь собратьев-автомобилистов, но прогадал. Дураков нет останавливаться. А если труп? Проблем потом будет до черта. Объяснительные, показания, еще, не дай бог, на самого же и навесят.

Наконец, осознав тщетность усилий, парень вновь склонился над Катей:

— Эй, послушайте, я вас в больницу отвезу. Вы потерпите только, не умирайте, ладно?

Покряхтывая от натуги, хозяин «Москвича» поднял бесчувственную Катю на руки. В этот момент за его спиной раздался истошный визг тормозов, а затем металлический лязг взводимых затворов. Паренек медленно обернулся и побледнел. В паре метров от него, перекрыв практически всю полосу, стояли два могучих джипа. Из опущенных окон на него холодно уставились ружейные и пистолетные стволы. Человеческие глаза над «стволами» были не менее холодны и не сулили ничего хорошего. Паренек испуганно отступил на шаг. Он бы поднял руки, кабы не Катя.

Из первого джипа выпрыгнул молодой человек. Настроен он был очень решительно. Скулы его заострились, под кожей перекатывались желваки.

— Я не… — пробормотал хозяин «Москвича», отступая еще на шаг и упираясь спиной в борт своей колымаги.

Молодой человек приблизился, и паренек зажмурился, ожидая худшего. Однако худшего не последовало. Дима, а это был он, осторожно забрал Катю, спросил натянуто, но спокойно:

— Что ты видел?

— Н-ничего, — поспешно затряс головой паренек. — Ничего не видел. Вообще.