Иван Сербин - Скальп врага

Пара дробин зацепила шофера. Тот бросил канистру, выматерился. Боль оказалась хоть и сильной, но терпимой. Бывало и похуже. Шофер отпрянул, рухнул на землю, откатился подальше от ворот, сел, привалившись спиной к доскам, зажимая кровоточащие раны. По пальцам его лениво струилась кровь.

— Уходите! — донесся из-за ворот чей-то голос, переполненный отчаяньем и ужасом. — Уходите лучше по-добру! Всех ведь положу!

— С-сука… — процедил шофер и посмотрел в темноту, туда, где стояли машины.

— Петрович, — крикнул кто-то невидимый, совершенно не обращая внимания на доносящиеся из-за ворот угрозы. — Ты живой?

— Живой, б…, — подал голос тот. — Руку прострелил, паскудыш.

— Насквозь?

— Да хрен его знает. Может, и насквозь. Кровища хлещет.

В этот момент грохнул второй выстрел. Шквал раскаленного металла изувечил левое крыло иномарки, а в воротах образовалась еще одна дыра.

— Петрович, отходи! — крикнул один из пассажиров. — Сейчас сообразим цыганского цыпленка в табаке!

Щелкнула в темноте зажигалка, осветив дрожащим пламенем небольшой пятачок.

— Толька, м…к! Что делаешь-то? — только и успел проорать Петрович, вскакивая и опрометью ныряя в темноту, подальше от треклятого забора.

Огонек по короткой дуге перелетел поросшую жухлой травой обочину, стукнулся о доски, упал. И тотчас с веселым урчанием вспыхнуло голубовато-желтое пламя. Взметнулось разом, охватило доски, затрещало весело-бешено, отразилось в окнах домов, рвануло к небу снопом искр.

За воротами орали что-то неразборчиво. Заходилась хрипом собака.

— Сейчас я его, падлу, сделаю, — азартно гаркнул один из приезжих и жахнул по воротам из помповика.

Передернул затвор и жахнул снова. Сквозь пламя, наугад. И тут же открыли огонь остальные. Укрывшись за машинами, „гости“ палили кто во что горазд, не особенно заботясь о выборе цели. Пули крушили доски забора, оконные стекла, кирпич. Пожар разгорался, рвался в черное небо, казавшееся из-за огня еще более черным. Трещали, обугливаясь, крашеные доски.

Зашлась визгом собака. Завопила истерично женщина, заорал младенец. В отсветах пламени четко обозначились лица гостей — у кого азартное, у кого злое, у кого равнодушно-сосредоточенное. Кувыркались в воздухе гильзы.

Через полминуты ворота прогорели окончательно, рухнули, выбросив облако огненных светлячков. Искры крутились в воздухе. Двор залило отсветом пожара. Сквозь пелену огня стали видны женские фигуры, мечущиеся между сараем и домом, „Москвич“-„каблук“, стоящий тут же, во дворе. Рядом с машиной лежала огромная кавказская овчарка, поскуливая и вылизывая развороченный осколками бок. При виде „гостей“ женщины замерли. Один из стрелков тщательно прицелился и нажал на курок. Собака опрокинулась, дернула конвульсивно лапами, затихла.

Один из приезжих, судя по всему, старший, поднял руку, и стрельба тут же стихла.

— Будулай, — позвал старший. — Выйди, поговорить нужно. — Люди во дворе замерли, словно их застали на месте преступления. — Будула-ай! — снова позвал старший. — Не выйдешь — мы тебя все равно выкурим. Замочим всех, потом запалим хату. Выскочишь, как миленький.

Дверь дома приоткрылась, и на пороге появился человек — высокий, сутулый, с длинным лошадиным лицом.

— Будулай, — почти дружески позвал старший. — Иди сюда, дорогой, разговор есть.

— Только не стреляй! — крикнул тот. Цыган сделал шаг, но ручку двери так и не отпустил, готовясь в любой момент шмыгнуть обратно. — Не стреляй, ладно? Я передумал! Я буду работать на вас! Я все сделаю, как ты скажешь! Честно!

— Иди сюда, — повысил голос старший. — Или я тут всю ночь должен стоять и уговаривать тебя, как девочку? Давай! Шагом марш!

— Только не стреляй! — повторил тот.

— М…к! — рявкнул старший, шагая вперед по еще не успевшим погаснуть воротам. — Сколько раз тебе повторять, образина черножопая? Когда говорят „иди сюда“, — ты бегом должен бежать!

Старший поднял автомат и дал короткую очередь поперек двора. Одна из женских фигур опрокинулась в угольное крошево. Заблажили женщины. Изувеченный „Москвич“ жалобно осел на левый бой.

Цыган торопливо потрусил к воротам. Когда он оказался в пяти метрах от старшего, тот быстро поднял автомат и нажал на курок. Очередь, выпущенная практически в упор, отбросила цыгана назад. Тот упал, задергал ногами, пытаясь отползти. Старший быстро подошел к раненому и добил парой одиночных выстрелов. Затем вновь перевел предохранитель в положение автоматического огня, повернулся к вопящим, плачущим женщинам и дал длинную очередь навскидку, скосив стоящие фигуры.

Закончив, старший прошагал к воротам, махнул рукой остальным боевикам:

— Поехали. Через пару минут здесь половина городской ментуры будет. — Сказал он это без всякого волнения или торопливости, с легкой ленцой, просто констатируя никому не интересный факт. — Петрович! Иди сюда. Пора ехать!

Шофер высунулся из-за стоящего неподалеку тополя.

— Ну, думал, трындец мне пришел, — громко объявил он.

— Машину-то вести сможешь? — спросил старший.

— Куда денусь, — проворчал шофер.

— Правильно. А раны твои боевые дома посмотрим.

Шофер, придерживая руку у груди, торопливо направился к „Форду“.

— Подстели там чего-нибудь. Кровью ведь всю обивку испачкаешь.

— Да что я тебе подстелю? — огрызнулся шофер.

— Тряпье в багажнике посмотри. Там рубаха байковая была. Ее возьми, — распорядился старший и, потеряв к предмету спора интерес, повернулся к притихшим от страха домам.

Несмотря на рассказы о хваленой солидарности цыган, никто не вышел помочь земляку. И правильно сделали. Пришлось бы убить и заступников. Он перешел улицу, грохнул кулаком в соседние ворота. За забором залаяла собака. Старший грохнул кулаком еще раз, а затем принялся стучать по железной створке ногой, словно мяч пинал.

— Открывай, тварь!!! — рявкнул зычно, на всю улицу. — Иначе и тебя спалим!!!

Лязгнул засов, приоткрылась калитка, и в проеме проявилось белое от ужаса лицо пожилого мужчины.

— Не стреляйте, хозяин, — заблажил он. — Я сразу согласился на вас работать. Не стреляйте. Я ничего не видел, спал. И жена спала. Ничего не видела.

— Это хорошо, — сказал старший, затем кивнул за спину, в сторону горящих ворот и полыхающей костром машины. — Поднимай свою хозяйку, пусть берет веник и подметает. И быстро, пока опергруппа с пожарными не приехали. Я оставшиеся патроны пересчитаю, если хоть одной гильзы не будет доставать — убью. А сперва всех домашних вырежу. Ты понял?

— Понял, хозяин, — раболепно закивал тот. — Я все сделаю. Ничего не останется, хоть не проверяйте.

— Мои люди заедут утром, отдашь гильзы им. — Старший повернулся, пошел к своей машине. — Все видели? — вдруг заорал он. — Запомните хорошенько, крысы! Теперь мы здесь хозяева! И не дай бог узнаем, что кто-то открыл рот! Лично на фонарь подвешу, твари черножопые! Слышали? Лично! Каждого!!! — Старший остановился у машины, прикинул на глаз расстояние до расстрелянного дома. Затем достал из кармана гранату, сорвал кольцо и уверенно зашвырнул ребристую „лимонку“ в окно коттеджа. — Мы здесь хозяева!!!