Сергей Зверев - Погром в тылу врага

– Загадкин пропал, товарищ капитан, – шмыгнув носом, поведал сержант и опустил голову.

– Охренели? – сглотнул Олег.

– А мы-то че? – буркнул Безденежный.

– Молчать! – рассвирепел Олег, и все присутствующие втянули головы в плечи. А Безденежный и сержант Марецкий сделались совсем бледными.

Последовал доклад, после которого впору было вешаться. Рядовой Загадкин конкретно пропал. Когда и где это случилось, никто не мог вспомнить. Сказалось ночное возбуждение, алкоголь вперемежку с адреналином, бег по пересеченной местности, когда не очень-то следишь за окружающими. Младший сержант Бабаев был уверен, что от деревушки, главной достопримечательностью которой являлся магазин, подразделение ушло в полном составе. Ему казалось, что он пересчитывал людей. В смысле, ночью казалось. А вот теперь уже… не совсем казалось. Бабаев тоже бледнел, через слово сглатывал и заикался, таращился на командира, словно тот уже запускал механизм гильотины. Все остальные были смущены, расстроены и озадачены. Действительно, Бабаев сообщил, что все на месте, сомнений не возникло. Заключительный отрезок пути проходил в гробовом молчании, каждый отвечал лишь за себя. По одному переползали поле от кустов до лагеря, шмыгали в палатки. Хихикая, раздевались, падали на раскладушки. Сосед Загадкина Криводанов обратил внимание, что спальное место товарища пустует, но мало ли – может, палатку перепутал. Уснул без задних ног, а когда пропели «первые петухи», которых в это мирное утро поставили на десять утра, обнаружил, что место товарища по-прежнему вакантно. Доложил Марецкому. Сержанта чуть кондратий не хватил, осмотрели все, включая сортиры, близлежащие канавы, опушку леса. Тут-то и закралась подлая мыслишка, а был ли он с нами на заключительном отрезке пути?

– Накосячили, товарищ капитан… – убитым голосом гундел Марецкий. – Готовы нести ответственность по полной строгости… А этот олень у нас получит! Но это же полная лажа, согласитесь? Такого просто не может быть!

Остатки здравомыслия подсказывали, что тупое солдафонство и жажда отыграться на подчиненных уже не помогут. Время поджимало. Он предоставил слово всем, поставив условие не орать на все поле. Рядовой Рыкало был уверен, что переметнуться на сторону противника «долговязый груздь» не должен, ведь он нормальный парень, только немного тормозит, но как раскачается – не остановишь. Никогда не подводил товарищей. Кулич уверял, что Загадкин был изрядно выпившим, но не настолько, чтобы оторваться от коллектива. Бобров вспомнил, как на подступах к деревне рядовой Загадкин сверзился в канаву, но вроде выбрался, еще и отшучивался. Гусыгин возражал, мол, «клюкнул» Загадкин больше прочих, мог и потеряться, даже заблудиться, но чтобы не найти дорогу к родной части… Ну, прикорнул под корягой, очнулся – не собьют надолго крепкого парня двести граммов!

Версий было множество, но все опрошенные сходились в одном: до «заколдованной» деревни Загадкин был в строю, а потом его никто не видел. Пропал. Как корова языком слизала. А день уже в разгаре, не может он так долго плутать, давно бы уже появился…

– Я вроде шум в деревне слышал, когда к опушке подбегали… – меланхолично глядя в небо, вымолвил Артюхов. – Вроде тетка голосила. А потом мужик. А потом собаки лаяли…

– Отправляем спасательную экспедицию, товарищ капитан? – предложил гениальнейшее решение Марецкий. – А что, места уже знакомые, быстренько там все прочешем… Лажанулись ведь, исправлять надо.

– Ага, через магазин, – фыркнул Криводанов.

– Не смешно, – прожег его взглядом Марецкий.

– А никто и не смеется, сержант…

– А может, подождем еще немного, товарищ капитан? – поежился Бабаев. – Вдруг придет?

Неприятности росли как снежный ком. Голова пылала жаром. Незаконный переход границы, вандализм – проступок, можно сказать, «творческий». А вот то, что по прибытии в лагерь капитан Веренеев не пересчитал людей – грубейший ляп. Вопиющий непрофессионализм. Он не успел принять соответствующее решение – в расположение части прибыла колонна из двух армейских «УАЗов». Майор, представившийся работником военной прокуратуры, сообщил, что уполномочен заключить капитана Веренеева под стражу. Офицеры из комендантской роты препроводят арестованного в гарнизонную гауптвахту при военной части, расположенной в поселке Молочай (12 километров к востоку от границы), где ему будут предъявлены обвинения. При этом визави говорил виноватым голосом и смотрел не в глаза арестованному, а почему-то в ухо. Бойцы роптали, но до мятежа не дошло. Прощание с Российской армией принимало какой-то странный оборот…

Впрочем, жилищные условия на означенной гауптвахте были сносные. Отдельная «палата», откидная койка, на которой не возбранялось лежать в любое время суток, три кирпичные стены, решетка, за которой изредка прохаживались зевающие часовые. Капитан Веренеев казался спокойным и сонным. Охранники посматривали на него с любопытством и плохо завуалированным восхищением. После сытного обеда, когда он собрался немного вздремнуть и даже подбил сомнительной свежести подушку, явились следователи военной прокуратуры и объявили о намерении провести первичный допрос. Арестант не возражал поболтать. На вопрос, считает ли он себя виновным, заключенный ответил положительно, чем смутил прокурорских работников, после чего подробно ответил на все вопросы. Запираться было бессмысленно – компетентные органы располагали информацией. Не знали они лишь то, что конкретно происходило на латвийской территории, из чего Олег сделал вывод, что стукача в диверсионной группе не было. Он подробно осветил нюансы акции – при этом преуменьшив важность и значение попавшегося по дороге магазина, торгующего винно-водочной продукцией. А также сделал упор на то, что виновен в безобразиях исключительно он один. А остальные, включая заместителя по воспитательной работе, только выполняли его преступные приказы. На вопрос, что его подвигло принять роковое решение, капитан Веренеев насупил брови, буркнул: «А че они?» (имея, видимо, в виду бессовестных латышей), после чего сухо рассмеялся. Он не в состоянии сказать за всю Одессу, но лично ему неприятно, когда о память российского человека вытирают ноги.

Следователи удалились, намекнув, что когда-нибудь еще придут и заключенному придется подписать еще пару бумажек. «Можно подумать, мы подписываем какой-то договор», – лениво подумал арестант. Он лежал на нарах, скрестив руки на груди, с закрытыми глазами, без поясного ремня, обрастал щетиной, когда снаружи послышалось стеснительное покашливание и за решеткой выросли как минимум трое. Олег предпочел не открывать глаза – всю необходимую информацию он мог получить и так.