Илья Рясной - Большая стрелка

— Считай, взяли, — кивнул Гурьянов.

— И третье — необходима свежая информация о Киборге и его подонках.

Киборг — это тот самый главарь группировки, державшей северо-запад Москвы, с которой давно и прочно на ножах ахтумские и с которой у них временное перемирие.

— Тут я попытаюсь что-то провернуть, — сказал Влад. О Киборге он знал немало. Один из подручных пахана был человеком РУБОПа. И Влад его никому не передал на связь, когда уходил.

— Утро вечера мудренее… Все, я сплю, — Влад допил чашку кофе. Кофе на него вовсе не действовал возбуждающе, и он тут же заснул на диване.

Гурьянов же стоял у окна и изучал узоры огней. Он испытывал тревогу. Слишком далеко он зашел. Но такова судьба канатоходца, идущего без страховки на высоте тридцать метров — ступив на канат, нужно дойти до конца — не спрыгнешь, не повернешься…

Подошла Вика. Обняла его за плечи.

— Никита, я боюсь за тебя…

— Есть причины?

— У них все. Деньги. Власть. А что у вас? Одна-единствен-ная жизнь.

— У них тоже их не сотня.

— Зато они не остановятся перед сотней жизней.

— Вика, если на их пути никто не встанет, они будут считать, что это их страна… Да и что такое — толпа сарацин против рыцаря Айвенго? — засмеялся он и поцеловал ее в губы.

Она крепче обняла его и прижалась к нему.

Так они и стояли, объединенные общей тревогой и общими надеждами. Внизу просыпалась Москва.

На следующий день Влад сумел найти своего человека — юркого, прыткого, жутко современного, делового. Тот был юристом, советником Киборга по правовым и некоторым не правовым вопросам и относился к его ближайшему окружению.

Они встретились в парке Баумана. Под шелест деревьев неторопливо прогуливались по алее. Юрист выглядел нервозным более, чем обычно.

— Ты же на пенсии, Влад, — сказал он. — Чего тебе от меня надо-то?

Повторялась та же история, что и с Крошкой. Все знали, что Влад не у дел и вроде бы можно его послать к такой-то матери. А вроде и стремно.

— А тебя это трогает? — недоумевающе вопросил Влад. — Слышал Высоцкого?

— Что именно?

— «Мы с тобой теперь одной веревкой связаны, стали оба мы скалолазами».

— Чего? — не понял юрист.

— А то, что нам теперь друг без друга никуда… Из-за чего у Киборга и Художника склока?

— Художник считает, что мы его на тридцать тысяч зелени нагрели.

— Правда нагрели?

— Ну, в общем-то, да. Наши подкрышные фирмы обвели вокруг пальца одна другую. И Художник на дыбы. До такого разбора дошло. Нас Сахо Старый в стороны разводил.

— Разошлись?

— Пока да.

— Ясно… Муха у вас банкир по-прежнему?

— Ну.

— И как мне его сыскать, чтобы с глазу на глаз?

— А на фига тебе, пенсионеру, Муха? Общак решил грабануть? — хмыкнул юрист. Ему эта мысль показалась забавной.

— А вот это тебя не должно волновать, — Влад взял его за отворот пиджака стоимостью в полтысячи долларов, тихонько встряхнул, так что только зубы лязгнули.

— Влад, ну ты чего?… Муха по бабам слаб. Ты не представляешь, каких он шлюх снимает. Это нечто, Влад!

— Домой таскает?

— У него жена сто килограмм весит. Она его сразу удавит. Нет, у него хата есть на Соколе. Однокомнатная.

— Адрес давай.

— Адрес… — юрист покопался в записной книжке. — Вот, только телефон есть. — Мне хватит. Влад записывать телефон не стал. Запомнил его намертво.

— Влад, ты чем вообще занят сейчас? — осведомился юрист.

— И ты мне тоже работу хочешь предлагать?

— А что, много предложений?

— Хватает.

— Ну, смотри. Киборг бывших ментов любит. У нас знаешь сколько ваших работает!

— Знаю, — успокоил его Влад. И направился к выходу из парка.

После разбора с Тимохой дела у Художника неожиданно покатились под крутой откос, притом с каждым днем набирая скорость.

Продумывая разбор с Тимохой и Гариком, он считал, что планы врагов ему ясны. Они хотят завалить его. После этого поставить руднянских перед фактом, что их главарь в могиле, поскольку по понятиям он натуральная сука и место ему в могиле. Без Художника в банде начнется раздрай, и о ней можно позабыть. После этого они заявляются к Гринбергу и берут под контроль «Эльбрус». Но планы у них были другие. Они просто списали и руднянских, и Гринберга со счетов.

Когда Художник мило беседовал о тонкостях уркаганского судопроизводства со своими врагами, Гринберг находился в гостях у своей любовницы — двухметровой дылды, манекенщицы «Городского агентства высокой моды». Киллер поднялся по пожарной лестнице и из пистолета с глушителем расстрелял обоих.

В бар «Пароход», где тусовались руднянские, залетели двое в масках и открыли огонь из короткоствольных автоматов. Положили сразу четверых быков и бармена. В квартиру директора рынка, который был под Рудней, бросили гранату, но тот находился в ванной и не пострадал. Еще трех человек расстреляли в разных местах.

Война была спланирована на уничтожение, и маховик закрутился только сильнее после смерти лидеров. Работали пришлые бригады из Москвы. В области тут же встала на дыбы вся милиция. По Центральному телевидению каждая программа отметилась репортажами о беспрецедентной эскалации насилия в Ахтумске. Новости шли сразу после сообщений с чеченских фронтов.

Оборот нарисовался — хуже некуда. За руднянскими теперь охотилась и милиция, поскольку по оперданным именно они устроили бойню в Корнаково. Гонялись и московские киллеры. Было решено на время разбежаться. Шайтан уехал к своим товарищам-ветеранам в Тамбовскую область. Художник с Арменом и дядей Лешей отсиживались за городом в деревенской избе. Три дня они сидели, смотрели телевизор и ждали неизвестно чего. На четвертый послышался рев моторов, в деревню въехали машины, из них на ходу сыпались бойцы в комбезах и бронежилетах с эмблемами «СОБР», растягиваясь в цепочку и охватывая дом. Дядю Лешу, который отправился в магазин за водкой, уложили на землю.

Штурмовать дом оперативники не стали. Они отлично знали, что в доме находятся Армен и Художник. Вышел зам-начальника РУБОПа и крикнул в громкоговоритель:

— Художник, выходите с поднятыми руками. И остаетесь живым. Понятно?

— Понятно, — крикнул Художник, думая, как ему отбрехаться от оружия, которое лежало в доме и которое наверняка найдут.

Они вышли с поднятыми руками. Их бросили в машину. Потом был ахтумский сизо номер два. Два месяца на нарах — не особо обременительных, поскольку в камере все знали, кто такой Художник. Да и далеко не всю команду отправили на нары, так что недостатка в передачках и деньгах не было.

— Мне надо только выйти на волю, — сказал Художник адвокату, который вытащил в свое время Хошу, бывшему судье по кличке Параграф. — Хоть под залог. Хоть под подписку. Слишком много дел на воле. Чересчур много.