Илья Рясной - Ночь длинных ножей

Начальник розыска прищелкнул языком. Для розыскника пожелание регистрировать все на свете звучит по меньшей мере кощунственно.

— Что непонятно? — сурово посмотрел на него Алейников. — За раскрываемость нас дерут? Не дерут. Значит, будем регистрировать все.

— Сегодня не дерут — завтра дерут, — забурчал начальник розыска. — Вон, целая очередь заявителей перед отделом выстроилась. И все на соседей телеги пишут.

— Хорошо, что выстроилась. Значит, в нас власть почувствовали. На нас, а не на бандита надеются… Кроме того, каждый посетитель — потенциальный источник оперативной информации. Что не так говорю?

При старом начальнике криминальной милиции, который выбыл с ранением, народ подраспустился и возобладал принцип: что бы ни делать, лишь бы ничего не делать. К чему приводит леность и отсутствие опережающей информации, наглядно показала судьба старого начальника — неподавленные бандиты взорвали его. Алейников, появившись здесь две недели назад, начал закручивать гайки. И опера стали шевелиться — одни с энтузиазмом, истосковавшись по работе, другие с явной неохотой.

— И надо чаще выбираться из отдела, — продолжил Алейников. — Сидим, как в осажденной крепости…

— А чего, не осажденная? — опять подал голос начальник розыска.

— Вы не знаете, что такое осажденная крепость… Вот что, братцы. Надо работать.

Кто-то закивал. Кто-то усмехнулся. Алейников внимательно следил за каждым, пытаясь понять, кто чего стоит.

— Арбайтен унд копайтен, — кивнул Гризли — огромный, действительно похожий на медведя старший опер, местный приколыцик и хохотун.

— Да уж, от тебя дождешься «копайтен», — хмыкнул Мелкий брат — его лучший друг. Они были из одного отдела и постоянно пикировались, ругались и все свободное время дулись в нарды. Гризли по габаритам превосходил своего друга раза в два, поэтому их и прозвали Большой брат и Мелкий брат.

— Я объявил митинг? — спросил Алейников" — Гризли… Тьфу, Трофимов, город — твоя зона.

— Моя.

— В пять часов будь готов. Громить притон будем…

— С девками-молодухами, — потер руками Гризли.

— Зачем тебе девки? — завелся Мелкий брат. — Ты уже лет пять ничего не можешь.

— Оскорбления, напраслина… Ох как я зол…

— А ты порычи, Гризли, — хмыкнул Мелкий брат.

— Ну-ка тихо! Леонтьев, Васильев и Проценко сейчас с машинами прикрытия ОМОНа — в станицу Золотореченская. По убийству работать — опрашивать местных жителей. Тех двух бабушек наверняка местные завалили. Там наркоманский куст.

— Нам местные менты клятвенно обещали это дело поднять, — сказал начальник розыска.

— Подняли?

— Нет.

— Значит, сами поднимем. Остальные работают с заявителями… Алексей, ты с задержанными в ИВС… БЭП — по плану, — обернулся он к сотрудникам службы по борьбе с экономическими преступлениями. — Не пить и взяток не брать…

— Это вы от них много требуете, — хмыкнул Гризли.

— Кто бы говорил, — возмутился бэповец.

— Все. Сход закончен… Трофимов и Назаров, останьтесь.

— А вас, Штирлиц, я попрошу остаться, — произнес Гризли, устраиваясь поудобнее.

— Ну что, бойцы? — посмотрел Алейников на Мелкого и Большого братьев, когда все разошлись. — Как насчет того, чтобы повоевать?

— Уши бы поотрезать боевикам. А то мама не поверит, что я на войне был. — Гризли почесал массивный щетинистый подбородок.

— Не, вы смотрите, как он тут испортился, — покачал головой Мелкий брат.

— Базар закончен? — с насмешкой посмотрел на них Алейников. Парочка действительно была уникальная, шума производила куда больше, чем все остальные, вместе взятые.

— Базар-мазар, — кивнул Гризли. — Виноват…

— У тебя подходы к кафешке «Лейла» есть? — спросил Алейников.

— Не так чтобы очень, — покачал головой Гризли. — Но примерно представляю.

— И что там?

— Пьянствуют чеченцы, презревшие заповедь Аллаха не пить вино.

— Что за чеченцы?

— Разные. У кого деньги есть…

— Так вот — сегодня там будет двое клиентов. Из банды Синякина. Вот один из нашей картотеки — Магомед Соккаев.

Алейников положил на стол карточку, которую извлек из картотеки с надписью «Отдел шариатской безопасности». Магомед Соккаев относился к числу лиц, подозреваемых в совершении разбойных нападений и реализации наркотиков, его пытались арестовать еще при старом режиме, но ментов охладили бандиты Синякина, пообещавшие сжечь весь район. По приходу федеральных сил Соккаев шатался где-то, в кого-то стрелял, но потом спустился с гор, сдал автомат и заявил, что мечтает о мирной жизни. И был показан по телевизору как один из первых амнистированных, кто решил сложить оружие.

— Наркоман, — продолжил Алейников. — Приторговывает зельем. Еще у него есть кореш, Махмуд, кажется, из Карый-су. Активные боевики из банды Синякина. Находят пацанов и платят за минирование трассы.

— Откуда информация? — у Мелкого брата глаза загорелись азартно. Когда появлялась интересная работа, он загорался, как фейерверк, и вцеплялся, как бультерьер, в тему, задатки опера у него были отличные.

— Минер их заложил, — сказал Алейников.

— Которого вчера взяли? — поинтересовался Гризли.

— Он, родимый. Они ему должны деньги.

— Фугас не взорван. Минер задержан. Чего они в кафе пойдут? — спросил Гризли.

— А кто знает, что он задержан? Парится он у нас в камере-одиночке, и никто из местных не знает, что он там.

— Может быть.

— СОБР подключен, — Алейников побарабанил пальцами по столу. — Интересно, хозяин «Лейлы» при их бандитских делах?

— Шимаев? Еще бы! Он при всех делах, торгашеская душонка, — Гризли со скрипом почесал мясистый бритый затылок.

— В пять часов — быть готовым…

— Пусть враги трепещут, — Гризли забарабанил себя по груди, и удары были глухие, как будто колотили по бочке.

— Кинг-Конг на тропе войны, — хмыкнул Мелкий брат.

Кафе располагалось недалеко от главного станичного рынка — эдакого центра местной цивилизации. Сам рынок напоминал декорацию к американским фильмам о незавидной участи человечества после глобальной катастрофы. Оборванные, неумытые люди, убогие торговые ряды, покосившиеся, жалкие строения из трухлявых досок, на которых красовались яркие вывески «Магазин Лотус», "Кафе «Наслаждение». На лотках тесно уложены ряды консервов, газированная вода в полуторалитровых бутылках, пиво, неизменные «сникерсы» и «марсы», пятнистые военные майки и фуражки, кизлярские декоративные кинжалы.

Рынок — это возможность выжить местному населению. Между своими здесь утвердились самые примитивные формы экономических отношений. Можно обменять барана на водку, запчасти на барана. Денег у населения практически нет, и взять неоткуда, если ты не грабишь и не замешан в безумно прибыльном нефтяном бизнесе. Деньги есть у «экспедиционного корпуса» — милиции и военных. Именно для них здесь установлены несусветные цены — водка и пиво, наиболее употребляемые пришельцами продукты, в два-три раза дороже, чем в Дагестане. Не нравится — не бери… Но берут. Раньше брали лучше, когда платили «боевые». Хотя сегодня деньги появляются и у местного люда. Жизнь все-таки постепенно налаживается, пошли пенсии, зарплаты, хотя все понимают, что до стабильности еще далеко. Ведь совсем недавно закончилась война. Слишком много еще злобы и оружия. Вон вмятина в земле в центре рынка — это след от рванувшей три недели назад гранаты, чеку из которой выдернул местный наркоман, — его пытался задержать участковый. Пять раненых — слава господу, что рванула наступательная «РГД-5», а не «лимонка»…