Илья Рясной - Право выжившего

— Постановление на арест есть? — осведомился муровец.

— Нет, — ответили ему. — Пока он свидетель.

— От свидетеля до обвиняемого один шаг.

— Продержите его у себя. За ним подъедут.

— Ладно, попытаемся, — оперативник положил трубку и поднял глаза на Севу. — Тебе есть, где жить-то, сынок?

— Нет.

— Тогда здесь поживешь. В камере. Пока твои друзья из уголовного розыска не приедут. Не возражаешь?

— Согласен. Так и запишем…

Время поджимало. Сколько еще продержат Севу в Москве? Неизвестно. На поезде — не успеть…

Денег в бухгалтерии привычно не оказалось, так что Косареву пришлось мотаться по друзьям и занимать на проезд.

С трудом набрал требуемую сумму. Хорошо, что сослуживец по Афгану пристроился заместителем босса в банке.

В аэропорту народу было немного, но рейсов еще меньше.

— Билетов на Москву нет, — сообщила кассирша. Только на коммерческий рейс.

— Сколько?

— В три раза дороже.

— Спасибо, не надо.

С помощью сотрудников ЛОВД удалось все-таки протолкнуться в самолет. Летел чуть ли не стоя. Когда шасси оторвались от земли, уже уставший материться про себя Косарев никак не мог поверить, что предполетная лихорадка позади.

Москву Косарев знал не очень хорошо, а Подмосковье тем более. Но все-таки он нашел Ногинское УВД, где сутки по «собственному желанию» томился Сева.

— Как он себя ведет? — спросил Косарев начальника районного уголовного розыска.

— Смирный. На побитую собаку похож. И со всем соглашается.

— Чего он в таборе делал?

— Не говорит. Наверное, наркоту цыганам возил. Они для этих целей обычно русских привлекают.

— Что еще говорит?

— Ничего. Но вежливый — жуть.

— Где я с ним поговорить могу?

— В кабинете моего зама.

Косарев устроился в тесном кабинете заместителя начальника уголовного розыска, заставленном видео — и аудиоаппаратурой, изъятой по какому-то делу. Вскоре туда привели Севу. Выглядел он действительно запуганным и побитым.

— Я за тобой, — сообщил Косарев и представился. — Поговорим?

— Да, конечно.

— Рассказывай.

Неожиданно плечи у сидящего на стуле Севы поникли, и он, всхлипнув, выдавил:

— Не могу-у… Они… Они меня порешить хотят. Я знаю.

— Кто?

— Они! Н-не знаю кто…

Из последовавшего сбивчивого рассказа Косарев узнал кое-какие занимательные подробности. Например, что Киборг с Матросом увезли Соболева на белой «Волге». Значит, похоже, они его и подготовили к «отпеванию». Многое прояснив своим рассказом, мальчишка и словом не обмолвился об убийстве азербайджанца.

— Складно излагаешь. А кто ударил владельца «Жигулей» ножом?

— М-м, — Сева замычал , как будто опустил руку в кипяток, и прикрыл ладонью глаза, словно закрываясь от яркого света. — Я не знал, что они хотят вот так… Я бы никогда, если б…

— Что эти двое подонков от тебя хотят?

— Я сперва думал, что они из милиции.

— Ну, это ты зря думал.

— Зря… Не знаю я ничего.

— Ты что-нибудь брал из тех синих «Жигулей»?

— Нет, — покачал головой Сева, потом хлопнул себя по-карману, достал записную книжку. — Вот, только это.

Косарев пролистнул книжку, положил ее в карман. Нужно будет оформить ее протоколом выемки.

— Хорошо. Поднимайся, поехали.

— Куда?

— Домой…

Обратно на самолет денег у Косарева не было, так что пришлось ехать на поезде. Занятие малоприятное, если учесть, что нет ни сна, ни отдыха — постоянно нужно думать о том, не взбредет ли Севе в голову на очередной станции прощально махнуть рукой. За время поездки Косарев вдоль и поперек изучил записную книжку Керимова, просмотрел на свет и под косыми лучами каждую страницу. По приезде надо будет ее прогнать через компьютер. Технари в УВД поставили программу, и теперь заносят каждый телефон, обнаруженный у преступников, в базу данных. Поступающие телефоны тоже прогоняются по ней, ищутся аналогичные. Программа позволяет выявлять общие связи у контингента.

На конечную станцию поезд прибыл ночью. Хорошо еще, что на вокзале ждал Мартынов с машиной. Севу доставили по первому разряду — на черной «Волге» — в УВД. Там злой, как черт, следователь областной прокуратуры, ведший эти убийства, допросил его, изъял с понятыми записную книжку, оформил бумаги и препроводил мальчишку в камеру.

— Всего-то и делов, — сказал Мартынов, открывая перед следователем дверь «Волги».

— Делов? Полчетвертого, а завтра на работу, — недовольно произнес следователь.

— Оно конечно…

Косарев не рассчитывал выспаться. Домой он добрался не раньше следователя — в четыре утра. А в шесть его разбудил настойчивый зуммер будильника. Косарев довольно бодро вскочил с кровати, сделал зарядку, помахал пару минут двухпудовыми гирями, принял ледяной душ, прогнав тем самым остатки сна, позавтракал сделанными на скорую руку бутербродами. В семь часов он сидел у телефона и звонил по номерам из записной книжки Керимова. Стоило звонить только по шестизначным — таких набралось десятка два. Предельно вежливо он говорил людям, поднимавшим трубку:

— Мне Бакира Керимова… А давно?.. Сказал, что по этому телефону будет… Ну хорошо, извините, если разбудил…

Серафима Голубец относилась к тем женщинам, чья внешность нравится не только им самим, но и окружающим мужчинам. Ладная фигура, длинные ноги, не то, чтобы безупречно красивое, но с правильными чертами лицо. Что еще мужчинам нужно? Вот только характер. Она была энергична, напориста — свойства, столь необходимые современной деловой особе, без чьей-либо поддержки устраивающей свою жизнь. И все бы ничего, если бы не тяжелый характер, сильно затруднявший общение с ней.

Все у нее как будто складывалось нормально. После окончания экономического факультета поступила в аспирантуру, теперь заканчивает диссертацию, и ни у кого не возникало сомнений, что она останется преподавать на кафедре. Недавно два месяца была по обмену в Англии. С деньгами тоже вроде бы неплохо — давала консультации нескольким фирмам, помогая сбивать налоги.

Глядя на нее, никому бы в голову не пришло, что эта эмансипированная, острая на язык девица в глубине души удручена сознанием своей неустроенности, одиночества. Что она довольно ранима, и больше всего ей нужны человеческое тепло и участие. Вместе с тем она отталкивала каждого, кто смог бы предложить ей это. Она имела шансы со временем превратиться в старую деву, сущую ведьму, стать доцентом или профессором и прослыть среди студентов «кровопийцей», которой на экзамене лучше не попадаться.

На Востоке за умных и образованных женщин калым дают в несколько раз меньший. И не даром. Серафима еще раз подтверждала абсолютную правомочность этой восточной мудрости — ум для женщины зло. Порой она и сама подумывала об этом, глядя, как роскошно устраиваются длинноногие смазливые курицы, выскакивающие замуж за новых русских или поступающие к ним на содержание, беззаботно порхающие по жизни и не заботящиеся ни о чем, кроме выбора духов и парикмахера.