Гарольд Роббинс - Босс

— Пусть кто-то из них станет свидетелем такого расстрела, тогда посмотрим, как скоро они об этом забудут. К тому же я не хочу забывать и не хочу, чтобы об этом забывали другие.

Кимберли остановилась, зло глянула на мужа:

— Знаешь, что они говорят о тебе? Они говорят, ты патологически ненавидишь Гитлера, потому что ты еврей!

Джек откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза.

— Я патологически ненавижу Гитлера, потому что стал свидетелем бесчеловечности нацистов. Свидетелем одного маленького проявления бесчеловечности нацистов.

— Все так. Но надо же знать меру! Сколько можно говорить о бельгийцах, которых расстреливали на дороге, и евреях, которых пинают только за то, что они евреи? Все знают, что ты еврей, но они приняли тебя в…

— Несмотря на это, — сухо вставил Джек.

— Я положила столько сил на то, чтобы нас приглашали в лучшие дома города! Джек, я прошу только одного, будь тоньше, не надо переть напролом.

— Будь джентльменом…

— Ты уже джентльмен… Почти. Ты этим недоволен?

— Отнюдь. Но моя реакция на тот кошмар, который я видел на бельгийской дороге, никак не связана с тем, джентльмен я или нет, еврей или гой.

— Да, конечно. Kristallnacht и все такое.

Джек глубоко вдохнул и шумно выдохнул.

— А как я, по-твоему, должен реагировать?

— Как реагирует мой отец, — холодно ответила Кимберли. — Как гражданин мира. Как гуманист. Не как фанатик.

— А нельзя ли конкретнее, Кимберли?

Она отступила к кровати, села.

— Мы с тобой очень разные. Твои отец и брат не хотели, чтобы ты женился на мне. Мои подруги не могли поверить, что я выхожу за тебя. Ты просил, чтобы я сделала тебя… достойным меня. Это твои слова, Джек, не мои. «Кимберли, сделай из меня мужчину, достойного тебя». Хорошо. На это у меня ушло десять лет. И теперь ты не тот, что раньше. Лучше. Черт побери! Стал ты лучше или нет?

Джек кивнул, но ответил вопросом:

— Все зависит от шкалы ценностей, не так ли?

Лицо Кимберли застыло.

— Джек, джентльмены не остаются в стороне от борьбы между добром и злом. Но их поддержка правого дела по-джентльменски сдержанна. Если ты хочешь помогать Бнай Брит, помогай. Я не против. Но не допускай, чтобы тебя отождествляли с этой организацией. Мой отец оказывает поддержку ирландским фондам, но не кричит на всех углах, что он католик! Чувствуешь разницу?

Джек молча кивнул.

Кимберли подошла к нему.

— Муж мой… Я старалась изменить тебя к лучшему только потому, что ты сам этого хотел и попросил меня об этом. Зачем же теперь давать задний ход? Подумай о том, чего мы достигли. Дом на Луисбург-сквер! Такого нет даже у моих родителей. Не отказывайся от всего этого! В одиночку тебе с Гитлером не справиться! Не отождествляй себя с…

— С кем или чем?

— С Эф-Де-Эр [48]! Люди, к которым я отношу и нас, рациональны. Такие уж мы есть, рациональные люди. Будь рациональным, Джек, умоляю тебя!

Четвертого июня Джек получил письмо от Гарри Гопкинса, помощника президента. Гопкинс сообщал, что президент собирается создать новый комитет, его задачей станет выработка мер, благодаря которым американцы будут получать более полную и достоверную информацию о войне и действиях президента, направленных на повышение безопасности Соединенных Штатов. Гопкинс спрашивал, согласится ли Джек войти в состав этого комитета.

Джек ответил телеграммой, что сочтет за честь работать в Информационном стратегическом комитете.

Время не прошло бесследно и для «Коммон-клаб». Десять лет тому назад после шести вечера все мужчины были в смокингах и белых галстуках. Даже пять лет тому назад преобладали белые галстуки, а черный считался дурным тоном. Теперь же царствовали деловые костюмы. Не выделялись среди других посетителей бара и Джек с Харрисоном Уолкоттом.

После того как Белый дом объявил о включении Джека в состав ИСК, он появился в клубе впервые, и несколько человек подошли, чтобы поздравить его. Некоторые, кого он знал и кто мог бы тоже поздравить, не поздравили, причем нарочно.

Последнее не ускользнуло и от Харрисона Уолкотта.

— Некоторые члены нашего клуба активно сотрудничают с комитетом «Америка превыше всего». Кое-кто из них ненавидит Эф-Де-Эр лютой ненавистью, а потому переносит свои чувства и на тех, кто хоть как-то помогает ему.

Джек поставил стакан на стойку.

— И черт с ними.

— Хочу тебя предупредить: Кимберли очень расстроена.

— Из-за моего участия в Комитете?

— Кто-то прислал ей номер «Дирборн таймс». Ты знаешь, это газеты Генри Форда [49]. Там написано, что создание Комитета — часть общего плана, цель которого — втянуть Соединенные Штаты в войну, чтобы спасти евреев Европы от антисемитизма нацистов. — Уолкотт пожал плечами. — Там так пишут.

— Кто-нибудь воспринимает всерьез эту точку зрения?

— Никто, кроме малограмотных антисемитов. Кимберли знает, что в этой статье нет ни грана правды. Но она расстроена из-за нападок, которым ты неизбежно подвергнешься.

— По ее мнению, джентльмен должен держаться в тени, чтобы его, не дай Бог, не отождествили с той или иной идеей.

— Мне очень жаль, Джек.

— Мой отец тоже недоволен, — признался Джек. — Прислал телеграмму. Хочет знать, в своем ли я уме.

Информационный стратегический комитет собирался лишь дважды. В своей текущей работе члены Комитета ограничивались обменом письмами и рассылкой служебных записок, изредка перезванивались. После второго заседания, которое прошло в Вашингтоне в сентябре, Джек задержался в столице на день, сняв «люкс» в «Мейфлауэре».

В Вашингтон он приехал не один, «люкс» делила с ним Бетси. Они лежали в кровати, и Джек рассказывал ей о работе Комитета, признавая, что собирается он впустую, поскольку никто из влиятельных сотрудников администрации президента ни на одно из заседаний так и не явился.

Бетси приподняла член Джека и пристально посмотрела на него. Потом обхватила пальцами, словно замеряя диаметр.

— Есть у тебя чем похвалиться. Жаль, что у Кертиса не такой большой.

Джек улыбнулся:

— У него есть другие достоинства.

— Да, конечно. Он хороший человек. Верный. Мне следовало бы находиться с ним в Лондоне, а не лежать с тобой в постели в Вашингтоне. Тебя это не беспокоит? Я хочу сказать, не предаем ли мы твоего друга, моего мужа и просто хорошего человека?

— Давай разберемся со всем по порядку. Ты говоришь, что Кертис — хороший человек. Так оно и есть. Он также мой друг и твой муж. Но вот насчет «предательства»… Не слишком ли крепко сказано? Ты одинока. Время от времени тебе необходим мужчина. Этим мужчиной могу быть я. Вот тут никаких осложнений возникнуть не может, потому что наши отношения не приведут меня к разводу с Кимберли, а тебя — с Кертисом.