Иван Сербин - Троянский конь

— Я провожу, — корректно предложил Лева-Кон.

Они зашли в комплекс. Здесь располагались мотель, рестораны, бар, почта с Интернет-залом, бассейн, сауна, словом, все, что могло потребоваться «заезжему путнику». «Царь-град» пользовался успехом. Юань полагал, что они пойдут в ресторан, но Лева провел его в один из люксов. Постучал. Дверь открыл сам Манила. Кивнул Юаню, пожал руку.

— Заходи, — предложил он.

Юань вошел в номер. Посреди гостиной был накрыт шикарный стол. За столом восседали Седой и Кроха, разговаривали негромко. Кроха поднялся, пожал Юаню руку.

Седой же только кивнул. Поступи так кто-нибудь другой, Юань принялся бы «бычиться». За неуважение надо спрашивать сразу, но с судьей лучше не спорить.

— Садись, Юань, — кивнул Седой на свободный стул. — Спасибо, что приехал, брат.

Говорил он негромко, ровно, потому и непонятно было: то ли издевается Седой, то ли презирает, то ли действительно благодарит.

— Ешь, пей, — кивнул Кроха на прибор. — Базар будем тереть реальный.

Манила деликатно вышел. Юань сел за стол, положил на тарелку кусок карбонада, налил рюмку водки, выпил, закусил. Ему сразу стало легче, да и условности были соблюдены.

— Зачем звал, Седой? — спросил он, стараясь держаться вровень с присутствующими.

Давалось это нелегко. Хоть и поднялся Юань в бригаде до нужного уровня, а вот авторитета недобрал.

— У Крохи к тебе вопрос есть, — кивнул Седой. — С ним сперва поговори.

— Юань, — Кроха откинулся на спинку стула, отчего стул жалобно заскрипел, — базар катался, Смольный с нар соскочил?

— Может, и соскочил, — согласился Юань. Оспаривать всем известные факты он не собирался. — Я тоже этот звон слыхал. Да базар пустой. На наших хавирах Смольный не появлялся. Если он и вышел, то роется где-то в тину, как рак-отшельник.

— Сегодня моего сына Диму… Ты ведь знаешь моего сына, Юань? — посмотрел ему в глаза Кроха.

Тяжелый у него был взгляд. Пронизывающий. Юань кивнул утвердительно.

— Реальный пацан. Нужный.

— Вы же с ним проблем не имели? Я имею в виду твою структуру. Он в ваш огород не совался, куски ваши под себя подобрать не пытался, на бойцов твоих не наезжал, бригаде предъяв не двигал, так?

— Конечно, Кроха, о чем базар? Дима — честный пацан. Он, по-моему, вообще не при делах, так? Никаких конфликтов у нас с ним не было.

— Вот именно. Но если были бы, ты бы, конечно, повел себя как честный «папа». Забил бы ему стрелку, тер бы вопрос реально. На крайняк, — Кроха кивнул на судью, — к Седому бы обратился, правда?

— Без базара, — кивнул Юань.

— Так вот, сегодня в Москве, на честной и чистой стрелке, моего сына пытались завалить. Что ты об этом думаешь, Юань?

Юань почувствовал, что рубашка у него на спине вымокла от пота. При этом ему стало холодно, как в лютый мороз. Прежде чем ответить, следовало очень тщательно подобрать слова. Ошибка могла стоить головы. И не только ему.

— А что тут скажешь? — пробормотал он. — «Махновцы» беспредельные. В Москве, я слыхал, таких полно.

— И что бы ты на моем месте сделал с этими отморозками? — голос Крохи стал ласково-угрожающим. — Если бы узнал, кто они, Юань?

— Объявлять их реально надо.

— Правильно. — Кроха выпрямился, глаза его сверкали. — Человек, который выдернул Диму на стрелку, рубится, что это работа Смольного. Мы зацепили киллера. Он подтвердил. — Кроха выдержал многозначительную паузу, давая Юаню возможность хорошенько переварить услышанное. — А теперь подумай и ответь мне, как «папа» бригады, а не как отдельный пацан, имеет ли ваша структура отношение к сегодняшнему происшествию?

— Да ты что, Кроха! — Юань старательно разыгрывал возмущение. — Да если бы мои пацаны о нем узнали, я бы сразу тебе информацию слил. Нам разборы ни к чему. Кому охота войну начинать? А за беспредел придется ответ держать.

— Верно, — согласился Кроха. — Ты пей, Юань. Кушай. Раз Диму работнули не вы, то и предъяв у меня к тебе и твоей структуре никаких нет. — Предложение больше напоминало приказ. Юань послушно наполнил рюмку, выпил, заел колбаской, не ощущая вкуса. — Значит, Смольный решил в «махновцы» податься. Понятий не соблюдает, рыщет один, как волк, к бригаде своей за поддержкой не обращается. Что мне делать-то теперь, Седой? — Малостарший повернулся к судье. — Какое будет твое слово?

— Юань, — Седой взглянул на гостя, — к тебе и твоей структуре у Крохи претензий нет. Но Смольный, по жизни, ваш «папа». Так что ты за него ответ держать обязан. Найди этого беспредельщика и отдай Крохе. Пусть сам решает, что с ним делать. Времени тебе даю сутки. Если к завтрашнему полудню Смольного не представишь, Кроха будет вправе считать, что твоя структура при деле. Смольного я объявил. Завтра к вечеру об этом узнают все бригады в городе. Что получать с вас, решит Кроха. Все. — Седой неторопливо наполнил рюмочку до половины, выпил, поднялся, сердечно пожал руку Вячеславу Аркадьевичу. — Рад был повидать тебя, Кроха.

— И я рад, Седой. — Тот тоже встал. — Спасибо, что приехал.

Судья покачал головой.

— Не за что. — Он повернулся к Юаню. Тот с готовностью протянул руку, но Седой даже не взглянул на нее. — Думай, Юань. Времени у тебя достаточно.

Он вышел из номера. Кроха же взглянул на Юаня. Улыбка сползла с его лица.

— Приведи мне этого пса бешеного, Юань. Иначе война будет. И воевать тебе придется в одиночку против всех. Беспредел никто не любит.

Кроха покинул номер следом за Седым. Юань остался один. Чувствовал он себя раздавленным. Привести Смольного? Легко сказать. А где его взять? Два «лимона» баксов заплатили этому сычу болотному, Козельцеву, за то, что тот Смольного с нар вытащил, и вот теперь все прахом. А из-за чего? Из-за того, что Смольный, никого не спросясь, сам стал дела делать. Хотя… Оно и к лучшему. Сам начал, пусть сам и выпутывается. Судья свое слово сказал.

В номер зашел Манила. Спросил негромко:

— Что решил Седой?

— Объявил Смольного. Не достанем его за сутки — всю бригаду.

Манила подумал, кивнул:

— Справедливо. Если Смольный на моей территории прорисуется — дам знать.

— Спасибо, Манила. — Юань наполнил третью рюмку, выпил, вздохнул. — Ладно. Пора.

Три иномарки пролетели через город, на окраине свернули к коттеджному «поселению», остановились у трехэтажного кирпичного «дворца».

Пока Борик и Паня выгружали все еще пребывающего в прострации охранника из багажника «шестисотого», в салоне «Форда» Черепаха отомкнул наручники на запястьях девушек, сказал спокойно:

— За наручники прошу прощения. Идите в дом. Вас ждут.

Девушки выбрались из машины, огляделись. Дом огромный, сад еще больше. Забор высокий, глухой. По углам — телекамеры. По саду прогуливаются крепенькие ребятки с помпами. Одним словом, о побеге не стоило и думать.