Михаил Рогожин - Мой желанный убийца

Поэтому в последнее мгновение я впилась в его раскрытую ладонь и забыла про все. Улетела в себя… Но сейчас я точно помню еще одно ощущение. Тогда не поняла, сейчас уверена — мои зубы скользнули по перстню, Даже губой укололась о край окантовки. Да, несомненно, на руке был перстень. На какой? Мы лежали боком. На правом боку. Значит, кусала правую руку. Левая у него была внизу…

Это был он. Страшно вспоминать. Мне опять хочется его. Непередаваемое желание.

Сумасшедшая, снова себя ласкаю. От одного воспоминания могу улететь. Как хорошо в горячей ванне! Надо выпить, обязательно выпить. Из тысячи мужчин, в любой темной комнате я узнаю его. Пусть он только ко мне прикоснется. Пусть войдет в меня, и я скажу: «Это он!» Мое тело запомнило его навсегда. Я обречена на муку.

Буду умирать в тоске по этим ощущениям. Почему он меня не убил? Наташке повезло. Она умерла счастливой. А я?.. Я знаю, кто убил… Боже, как страшно.

Ведь мы занимались любовью рядом с еще теплым трупом Наташи. Если бы я встала его провожать или хотя бы заговорила с ним, я бы сразу все поняла. Но и ногой пошевельнуть не могла. Он был во мне бесконечно долго. Я чувствовала, какой ослабевал и, медленно-медленно выходя, возвращался с новой силой, уверенный в себе. После такого тело неподвластно рассудку. Да и рассудок светло помрачился.

Он встал и тихо вышел. Не сказав ни слова. Я смотрела в темноту и услышала, как захлопнулась входная дверь. Его больше не было. Все тело охватила тоска. Мне захотелось вылететь в окно и последовать за ним. Сна не было, жизни тоже. С реальностью связывали мокрые простыни. Не знаю, сколько времени я провела в оцепенении. На моих глазах мрак за окном чуть-чуть рассеялся. Одиночество заставило меня встать. Я пошла к Наташке. Необходимо было ее разбудить и спросить, кто он. До утра я не вытерпела бы. Нет… не хочу вспоминать про Наташку. Слишком страшно. Может, она сама попросила, чтобы он ее задушил? В таком состоянии и я бы могла попросить. Никогда не пила за Наташку живую. Выпью за мертвую. С ума сойти, двинуться… обе трахались с убийцей. Она лежит в морге… я — в ванной, и вспоминаю о нем, как о чуде. Какая же я дрянь. Но кому рассказать? Я больше ни с кем не смогу быть. Мне нужен он. О, черт! Водка закончилась. Такая большая бутылка и закончилась.

Есть женщины, которым нравится, когда в метро или на улице их в упор рассматривают мужчины. Во мне же всегда возникает беспокойство и раздражение. Наверное, почувствовала такое во сне. Открываю с трудом набухшие веки. Надо мной склонился Пат. Откуда он взялся? Почему зашел в ванную? Я же голая! «Тебе плохо?» — почему-то спрашивает он. «А тебе?» Пат обеспокоен, отводит покрасневшие глаза в сторону. «Пришел, смотрю — ванная комната открыта, и ты спишь…» Пат испугался за меня. Наверное, решил — еще один труп. Бедный Пат! «Уйди, мне стыдно». Он молча вышел. Судя по морде, он исключительно переживает. Странно, я забыла, что Пат — мужчина. Первый раз отреагировала.

Раньше мы с Наташкой ходили по квартире еле одетые и никогда не стеснялись Пата. Он сам в сатиновых синих трусах вышагивал, пока Наташка не подарила ему шорты и Набор трусов. Мне в Москве некуда деться. Придется жить здесь. С Патом.

Если не выгонит. Сейчас ему не до этого. Что-то меня пошатывает. Боже, что это на себя натянула? А… Наташкин халатик. Нет, лучше свой. Хотя он тоже ее. С ума сойти, вот удача. Я нашла Наташкину записную книжку. Здесь все ее хахали.

Значит, и он. Ой, голова закружилась. Менты искали-искали и не нашли. Наверное, по закону должна отнести в МУР. Пусть полежит у меня. Он звонил по телефону. В таком случае и она ему звонила… Не варит голова. Пойду утешать Пата.

Он сидел, облокотившись руками о сервировочный столик. Вернее, на его откидное крыло. Если бы вошла Наташка и увидела, скандал бы разразился немедленно. Она всегда следила, чтобы на стол не клали руки и ноги. Боялась, что сломают. Зря боялась. Стол в порядке. И Пат давит на него своими локтями.

«Ты хочешь есть?» — спрашиваю, не зная, что спросить. Он машет отрицательно головой. «А выпить?» — это уже по инерции. На столике стоит бутылка «Столичной» и банка томатного сока. Где достал? Наверное, принес из своей комнаты. Он там много чего припрятал. Молча сажусь, наливаю в стаканы сок и пытаюсь по ножу лить водку. Не получается, рука дрожит и нож противно скрипит по стеклу. Водка разливается. Пат не обращает внимания. Думает о своем. Мы оба думаем о Наташке.

Во всем громадном городе только мы вдвоем. И еще Он. Больше никому дела нет.

Для остальных невелика потеря. Наливаю водку просто в сок. Без закуски не получится. Во рту ни крошки со вчерашних гамбургеров. Пошла на кухню и открыла банку икры. Давно к ней присматривалась. Просить было стыдно. Наташка икру не любила. Пат не обратил внимания на бутерброды. Посмотрел на меня мутными глазами и выпил. В таких случаях нужно сказать. Я забыла — что… Кажется, «за упокой души». Лучше молча. Когда водка просто смешана с соком, становится противно до икоты. «Ты любила Наташу?» — зачем-то спросил Пат.

— А ты?

— Я — отец.

И замолчали. Когда не о чем говорить, лучше говорить о чем угодно.

Я помню тебя, Пат, молодым. Вернее, тогда ты мне казался старым. Мы с Наташкой учились в пятом классе. Ты ходил в сером костюме и синем галстуке. Мне было смешно. Никто на завод костюмы не надевал. Наташа объяснила, что там ты не работаешь, а руководишь комсомолом. Она гордилась тобой. Я завидовала. Мой отец носил промасленные штаны и шоферскую кожаную куртку. Мы обе плохо учились и на всех уроках писали мальчикам записки. Меня били, а ее нет. Наташка предлагала пожаловаться в комсомол, которым руководил ты. Если бы я была тогда постарше, наверняка влюбилась бы в тебя. (Пат очнулся и пристально посмотрел мне в глаза.

Я не отвела их в сторону.) Девочки часто влюбляются в чужих пап. Но тогда меня интересовали записки. Съешь бутерброд. И выпьем водки без всякого сока. Меня все называли княгиней, потому что так называла мама. Я стеснялась. Звучало как кличка. Потом выяснилось — действительно княгиня. Правда, очень разбавленная.

Вы уже переехали в новый дом. За тобой стала приезжать машина. Я видела несколько раз. Наташка иногда ездила с тобой. Обида разрывала сердце. Какая же я княгиня, если на машине ездит моя подруга?! Мы перестали встречаться. Больше подругу меня не было.

Пат молчал и думал о своем. За месяцы совместной жизни я ни разу не задержала своего внимания на нем. Воспринимала Пата через призму Наташкиного отношения. Поэтому сейчас напротив меня сидел незнакомый, чужой человек с малоизвестной мне внешностью. Его можно было бы назвать симпатичным. Высокий, несколько выпуклый лоб, седеющие жесткие короткие волосы, лицо продолговатое с изможденными небритыми щеками, мягкие линии рта контрастировали с излишне крупными зубами. Нос с легкой горбинкой. Но его портили близко и глубоко расположенные глаза. При рассмотрении отметила про себя: сучок с глазами. И надо же — руки оказались волосатыми. Пату не понравился мой изучающий взгляд.