Дмитрий Дубинин - Срочный груз из прошлого

Не успев даже набрать скорость, слышу, как сзади затрещали кусты и раздались громкий топот и сопение — ни дать, ни взять стадо слонов. Время костоломов! Вижу доски забора, взлетаю на него и, отталкиваясь от верха, стараюсь отскочить как можно дальше — здесь полно колючей проволоки. Приземляюсь, падаю, снова бегу. Слышен треск досок и чьи-то дикие вопли — наверное, кто-то серьезно зацепился за колючку. Возможно, яйцами. Труба дело, брат. Если меня теперь поймают, то, надо думать, убьют. Элементарно. Возможно, ногами. По-казански.

Я наконец выбегаю на ярко освещенную улицу. К счастью, на ней достаточно прохожих; думаю, здесь убивать меня не станут. Что дальше?

Конечно, выскочить на дорогу и попытаться остановить машину. Затем сразу ехать к кому-нибудь из знакомых гопников — к Володе Панцирю или хотя бы к Эдику Глыбе — они смогут поднять толпу. В район пришли чужие и наехали на местных — такого эти мальчики никому не прощают.

Но меня схватили раньше, чем я успел поймать машину. В руках у меня, правда, был длинный кол, а уж чем-чем, а кольями я орудовать умею. Если бы Д'Артаньян решил со мной сразиться, то он, возможно, оказался бы в замешательстве.

Все же наш бой продолжался недолго. У меня через несколько секунд выбили из рук палку, сбили с ног — не забывайте, что я был не вполне трезв! — и начали санобработку. Вопить «убивают!» было бессмысленно — редкие прохожие, заметив нашу возню, поспешно переходили на другую сторону улицы, а проезжавшие мимо автомобили добавляли газу.

Что-что, а бить эти сволочи умели. Но вырубать они меня не стали, а просто, когда я уже был не в состоянии самостоятельно встать, схватили за ноги и утащили в глубину двора.

— Спичка, вызывай «скорую», — переведя дух, сказал один из этих гадов.

Спичка, оказавшийся совершенно квадратной формы буйволом, куда-то исчез. Остальные четверо, попинав меня ногами, сели рядом на поваленную скамейку. Они даже не сочли нужным прятать от меня свои хари и только всхрюкивали, глядя, как я безуспешно пытаюсь подняться.

Настоящая боль еще не пришла, но я уже сейчас чувствовал себя так, будто побывал под бульдозером. Интересно, что означают их слова насчет «скорой»?

Не прошло и пяти минут, как темноту двора рассек свет фар — это, тихо урча двигателем, к нам подъехал микроавтобус «УАЗ», как ни странно, отнюдь не бело-красного цвета. Звонко щелкнула дверь.

— Этот, что ли? — раздался чей-то голос.

— Этот, — ответил один из мордоворотов.

Я увидел, как из машины вышли двое с шайбами ничуть не меньше, чем у моих обслуживателей. Кажется, теперь я влип окончательно.

Эти двое без всяких церемоний вздернули меня за руки и не слишком культурно впихнули в машину. Двери захлопнулись, и машина тронулась.

Так. Кажется, я уже в состоянии передвигаться. Я нащупал какой-то ящик и сел на него. Машину тряхнуло. Черт, дрова он, что ли везет?.. Дрова. Глупого деревянного Андрея Маскаева, который влез-таки не в свое дело…

В машине было темно, никаких окон в ней я не обнаружил. А жаль. Интересно было бы посмотреть, куда меня везут… Впрочем, если едешь на собственные похороны, нет смысла интересоваться дорогой. Теперь-то мне вряд ли удастся смыться.

Машина остановилась… Так, сейчас… Нет, поехали дальше. Снова остановились… Ага, мотор заглушили. Вот теперь, кажется, приехали.

Открылась задняя дверь, и на бледном фоне возникли два квадратных силуэта.

— Выходи, — услышал я.

Что за черт! Меня, оказывается, привезли вовсе не в лес и не в поле. Рядом виднеется какое-то здание, слегка напоминающее нашу среднюю школу… Нет, сопротивляться я не в состоянии. Надо выходить.

Охая и кряхтя, я выполз из машины, и только тогда понял, куда меня привезли. Сволочи!

Я рванулся. Но сопровождающие были начеку. Отделаться от них не было никакой возможности, и я, пока они волокли меня к тускло освещенному входу, начал что-то говорить им, вернее, срывающимся от страха голосом нести жалобную чушь. Сопровождающие, по-видимому, местные санитары, и ухом не вели. Затащив меня на второй этаж и проведя по пустому коридору, они впихнули меня в какую-то комнату, даже, скорее, камеру с голыми шершавыми стенами и гладким металлическим полом. Все это заняло немногим больше полуминуты.

Я плюхнулся на привинченную к стене деревянную скамью. Все, допрыгался. Теперь, надо думать, меня начнут лечить. От атомной шизофрении с осложнениями. Возможно, будет хирургическое вмешательство… Но нет, стоп! Отсюда я все равно рано или поздно выберусь…

Впрочем, я недооценивал нашу исправительно— воспитательную терапию.

Минут через двадцать лязгнул засов, в комнату вошли эти же два санитара и с ними кто-то третий.

Но и сейчас я оказался совсем не на высоте. Меня даже ни разу не стукнули. Просто двое быстренько завернули мне руки к хребту, а третий… Третий закатал мой правый рукав, и я почувствовал боль укола в сгибе руки. Через несколько секунд меня отпустили, и все трое, не оглядываясь на мою персону, вышли из камеры.

Некоторое время я ошарашенно смотрел в закрытую дверь. Мысли скакали, как сумасшедшие — я ожидал всего, чего угодно, но только не этого. Насколько я мог судить по книгам, фильмам и рассказам непосредственных участников, подобных способов обезвреживания неугодных свидетелей отечественная криминалистика еще не знала.

…Железная дверь вдруг изогнулась совершенно неестественным образом, полированный пол мягко поднял свои края, так что его центр, в котором стоял я, медленно стал проваливаться вниз. Яркий свет, бьющий из подвешенной под потолком зарешеченной лампы, стал вдруг материально ощутимым, причем настолько, что я принял сидячее положение, не в силах сопротивляться его давлению.

Сидя на плавно колыхавшемся полу, я отчетливо видел плывущие по воздуху фотоны — мягкие пушистые шарики, которые медленно проходили сквозь меня, вызывая совершенно невероятное наслаждение…

Дальнейшее помню плохо. Через какое-то время я вдруг обнаружил на себе больничную пижаму и растоптанные шлепанцы. Еще я смутно помню неизвестного мне человека в белом, которого иногда называли «Яков Моисеевич», иногда — «доктор Ландберг». Нередко перед собой я видел чью-то усатую физиономию, которая долго и нудно задавала мне однообразные вопросы в моменты просветления. И еще в память врезались стройные женские ноги, появлявшиеся всегда именно в ту минуту, когда я больше всего нуждался в очередном уколе…

Какое-то время мы смотрим друг на друга и молчим. Я, конечно, слегка удивлен, потому что Алексей Теплов еще в прошлом году ходил первым штурманом на рефрижераторе и не собирался бросать то место. Он, по всей видимости, поражен еще больше — как это Андрей Маскаев, уже не первый год торчащий на береговой работе, вдруг оказывается во время рейса в камбузе толкача, да еще в таком странном, мягко говоря, виде. Однако он задает мне совсем не тот вопрос, которого я могу ожидать: