Дмитрий Дубинин - Золотой иероглиф

— Этот жук спер со стола бутылку водки и удрал домой — у него вечером, как всегда, сеанс одновременной игры.

Сашка Попов был личностью в «Коршуне», а теперь — в «Токиде-С» незаменимой. Хотя бы потому, что он лучше нас обоих разбирался в технологии производства лакокрасочных материалов. Правда, последнее время дело шло к тому, что он вместе с цехом и работягами мог стать ненужным, но сейчас звезда его восходила, особенно после того, как японцы посулили закупить и установить в цехе новую современную линию. Один имелся у Сашки недостаток — мужик малость повернулся на компьютерных играх, по-моему, на этой почве его и жена бросила. Злые языки утверждали, что она наставляла ему рога как раз в тот момент, когда Сашка в соседней комнате рубился с коварными монстрами из «Дума» или «Дьюка», напряженно глядя в экран дисплея, давя на клавиши и азартно хрюкая; плевать ему было на то, с кем жена, главное — не попасть под выстрел виртуального киборга…

Я сказал Игорю, что дома у меня серьезные неприятности, и вряд ли смогу сейчас выехать в контору. Сорокин помрачнел — он надеялся отлежаться до обеда, отправив вкалывать меня. Затем я сказал, что мне надо изобразить так, будто бы я поехал к Сашке, с ним выпил и у него же заночевал. Игорь тут же все понял и гадко захихикал, змей подколодный.

… Дозвониться до Александра вечером было достаточно проблематично — через воткнутый в телефонную розетку модем Попов часами бился с такими же, как он, фанатиками сетевых игр, но по утрам линия, оканчивающаяся Сашкиным аппаратом, как правило, отдыхала. Так оказалось и сейчас — Попов уже встал и, видимо, завтракал — речь его поначалу оказалась невнятной. У меня отлегло от сердца, когда я услышал голос нашего главного технолога.

— А, ждорово, Андрэ! Как вчера посидели? До дому-то все добрались?

— В том-то и дело, что нет… Саш, я потому и звоню. У меня большие неприятности. Ты не можешь в случае чего поддакнуть, что я будто бы заночевал сегодня у тебя?

— В принципе, можно… Только для меня ты скажи, где был на самом деле?

— На самом деле я был у бабы.

— Этого следовало ожидать, учитывая, как она на тебя смотрела весь вечер…

— Выходит, ты понял, у кого?

— Еще бы! Только зря ты это, наверное… Уйдет от тебя Танька, как от меня Люська, будешь сам себе жрать готовить…

— Зато тебе теперь никто не мешает хоть до пяти утра резаться в твои игрушки…

— И это тоже так… В любом событии есть положительные и отрицательные стороны, как сказал один мужик, у которого умерла теща и ему пришлось раскошеливаться на похороны.

— У тебя потрясающее чувство юмора, — заметил я, думая, что насчет похорон это он зря. — Только мне сейчас не до шуток.

— Догадываюсь. Неужели твоя взбрыкнула?

— Не совсем так, но надо принять превентивные меры.

— Понял… А что — она раньше времени приехала?

— Потом объясню, не по телефону, — сказал я. — До встречи.

— Пока, — растерянно сказал Саша.

Я положил трубку. Потом набрал номер Ленки. Длинные гудки…

Мне смутно казалось, что Ленка пользуется автоответчиком, но сейчас мне было не до размышлений на тему «почему не слышно пусть даже записанного голоса моей вновь обретенной подружки?» Меня больше занимало происходящее с Таней (и с нашей квартирой, но, принимая во внимание обстоятельства, в несколько меньшей степени).

Отсчитав гудков семь, я повесил трубку. Закурил сигарету и начал думать, что делать дальше, а думалось плохо. Но позвонить Ленке придется, пусть и позже.

— … Помнишь, ты мне показывал бамбуковую трубку с иероглифами? — спросила меня Лена, когда в наших напряженных переговорах с японцами возник небольшой перерыв.

— Какую трубку? — стал вспоминать я, и тут до меня дошло. — А, эту… Китайскую, да?

— У меня есть большие сомнения в том, что она китайская, — сказала Лена. — Наверное, она все же японская.

— Но батя уверял, что ему ее китайцы подарили.

— Ну, подарить-то мог кто угодно, только, судя по описаниям, такие амулеты носили в старину не китайцы, а японцы. Самураи. Принеси как-нибудь, покажи…

Потребовалось напомнить еще раз, прежде чем я начал поиски и кое-как нашел эту штуку. Лена стала ее разглядывать, и у нее слегка поднялись брови: — Да, это не китайское начертание… Это японское. Но очень-очень старое, так сейчас никто не пишет…

— Очень-очень? — переспросил я.

— Да, — сказала Лена. — Так в Японии писали, если я не ошибаюсь, в шестнадцатом или семнадцатом веке, не позже.

— Ты в этом так уверена?

— Традиционная японская каллиграфия «сёдо» — «путь письма» — является одним из видов национального искусства. Основных типов начертания иероглифов — пять. Здесь довольно характерная из этих разновидностей — «рэй-сё». Знаки, как ты можешь видеть, немного вытянутые и вычурные. Таким было начертание иероглифов в документах позднего средневековья, иногда оно применялось для буквиц. Не самый архаичный стиль, но и нельзя сказать, что современный — уже в семнадцатом веке он был вытеснен начертанием иероглифов в стиле «кай-сё». Писал, несомненно, мужчина. Женщины в те времена делали записи иначе, в виде «онна-дэ» — «почерк женской руки» — это, так сказать, предтеча слоговой азбуки-хираганы. Женщинам негласно рекомендовалось писать азбукой, мужчинам — иероглифами… Кстати, это не выжжено. Это какая-то особая тушь, содержащая едкий компонент, а сверху трубка покрыта лаком, сваренным из панцирей крабов. Типично японская штучка.

— Я поражаюсь твоей эрудиции… И что тут написано, если не секрет?

— «Храни меня, Аматэрасу-Оомиками»… Обращение к верховному синтоистскому божеству. И, похоже, подпись: «Дзётиин Тамоцу». Видимо, Дзётиин — это фамилия хозяина. Кстати, такие трубки-омамори могли использоваться как футляры для хранения каких-либо дорогих сердцу самурая вещей.

— Удивительно… Значит, внутри что-то может лежать? Как у крестоносцев — щепка от гроба Господня? Или как у странствующих рыцарей — волос любимой женщины?

— Ну, самураи не были столь сентиментальными, как европейские рыцари. Они хранили там письменные сведения о себе или еще каких-либо важных вещах. Но довольно редко. Если хочешь, проверь. Впрочем, мне кажется, ничего там нет.

Господин Годзи Токида (или, как они там у себя говорят, Токида-сан) разразился довольно продолжительной речью, поздравив всех присутствующих, имеющих отношение к как бы новорожденной фирме, выразил надежду на процветание хоккайдских красок на сибирской земле, пожелал всем русским и японцам мира и взаимопонимания, таких же, какие имеют место в предприятии со смешанным капиталом «Токида-С».

Если честно, то в глубине души я чувствовал не то что досаду или обиду, но нечто отдаленно похожее. Как бы там ни было, в «Токиде-С» решающее слово теперь будет за японцами; маркетингом и технологией командовать начнут опять же они, нам останется, в основном, «грязь»: закупка сырья, производство продукции, упаковка, отгрузка… Экологические и налоговые проблемы, само собой, тоже наши. Зато снимались проблемы «крыши» — человек по имени Акира Мотояма очень уж уверенно говорил о том, что только честный бизнес, без взяток и отчислений в криминальный «общак», станет теперь генеральной линией в деятельности фирмы… Не знаю, не знаю… Если бы этот Мотояма, уезжая к себе в Саппоро, забрал с собой наших пожарных, сэсовцев и прочих чиновников с рэкетирами, то ему, пожалуй, можно было поверить.