Дмитрий Красько - Исчезнувший

— Не откажутся, — согласился Ян. Но от перехода в оптимисты отвертелся: — Главное, чтобы в эту сторону не поехали.

Нам и в самом деле повезло. Хотя, учитывая изложенные мной факты, повезло закономерно. Картежники рванули в другую сторону. Теперь им предстояло найти меня в какой-то неизвестной мне части города. Что ж, в добрый час. Меня там все равно нет, хе-хе!

В больнице я развернул Яна в сторону лестницы. Пользоваться лифтом было неразумно. В фойе вполне могли оставаться один-два человека. Один-то уж точно. И они (он?) будут настороже. А третий этаж — не Пик Коммунизма, можно и ножками добраться. И мы добрались — с оружием в руках. На всякий случай. Вдруг кому-нибудь из охранников придет в голову прогуляться навстречу. Правда, оружие пряталось под куртками. Тоже на всякий случай.

На третьем этаже я придержал Литовца и заглянул в дверную щель. И расплылся в довольной улыбке — на посту они оставили только одного человека. И этим человеком оказался коротышка. Его, как ветерана ночной баталии, пострадавшего в неравном бою (а какой он равный, если их было двое, а меня — один с половиной, считая бомжиху), освободили от участия в погоне. А то перенапряжется и окончательно подорвет силы — и моральные, и физические. И куда его после этого? Он и сейчас-то не очень востребован был, насколько я понял. Только в качестве ликвидатора, а еще лучше — ликвидируемого. Так что теперь коротышка стоял у закрытого окна и нагло нарушал больничный распорядок, дымя, как паровоз.

— Давай ты, — шепнул я напарнику. — А то он меня увидит, разнервничается. И так-то придурковатый, а вчера еще матрешка бутылкой приголубила.

Литовец кивнул, отстранил меня от двери и шагнул внутрь. Через щель в дверях я увидел, что коротышка нервно обернулся, но глупостей делать не стал — перед ним был не злой я, а незнакомый Ян.

— Огоньку не найдется? — Литовец подошел к нему вплотную и вынул из пачки сигарету. Коротышка с готовностью сунул ладошку в карман, но вынуть не успел — в другой руке у моего напарника появился ствол, которым он и ткнул противника в живот. — Спокойно стой. Здесь больница, здесь дергаться только в агонии можно.

Я толкнул дверь и поспешил присоединиться. Увидев меня, коротышка уронил с губы бычок. Если до моего появления у него оставались какие-то вопросы, то теперь все встало на свои места.

— Привет, касатик, — поздоровался я. Подошел к нему и охлопал на предмет наличия огнестрельного. Такового, на удивление, не оказалось. — Как тебе секс ночью? Зверь-баба, правда? Она сперва меня домогалась, но вы ей больше понравились.

— Гондон! — обозвался он. — Я даже думать боюсь, что она на меня намотала!..

— А вот это напрасно, — мягко улыбнулся я. — Думать никогда не надо бояться. Мы к Ленивому намылились. Ты с нами? Вчера, помнится, грозился разговор ему состроить. Паяльник прихватил? Нет? Ну, хрен с ним. Пойдем без паяльника. Если что — пальцем обойдешься. В какой палате он лежит? Ты ведь знаешь, не отмазывайся. Вы к нему ночью ездили.

— Я знаю палату, — буркнул коротышка. — Я ее номера не знаю.

— А веди без номера, — великодушно разрешил я.

— Так там медсестра на вахте! Она не пропустит.

— Ты это бомжихе давешней своей расскажи! Ночью пропускала, а днем не пропустит?

Коротышка перевел взгляд с меня на Яна и вдруг сделался тоскливым. Понял, стало быть, что отвертеться не удастся. Что я, что Литовец выглядели столь сурово и справедливо, что хоть сейчас к Мавзолею Ленина в почетный караул. Ни одна контрреволюционная муха не проползет, не то, что коротышка. И куда вдруг подевалась его ночная бравада? Он уже не визжал требовательно, не вспоминал о восьми мокряках, что висели на нем. Для него сейчас очень важно было самому не стать мокряком. А потому, когда Литовец взял его за плечо и подтолкнул к двери, безропотно подчинился.

— Мы к Ленивому, доктор, — сказал я медсестре, что скучала на вахте у входа. — То есть, натурально, к Бивневу.

— Проходите, мальчики, — она мило улыбнулась, потому что знала, что гостей к такому человеку, как Ленивый, задерживать нельзя. Даже если те без халатов и бахил. И даже — без цветов, бухла и девочек.

Мы прошли. Литовец, правда, опять слегка смазал картинку, пихнув коротышку в спину, чтобы тот, значится, быстрее шевелил ногами. Подействовало. Коротышка послушно заторопился вперед, ежесекундно оглядываясь, как маленькая лупатая собачка (ненавижу таких) — не потерялся ли хозяин? А то одной ссыкотно, тяф! Но плевать на коротышку — главное, что этот жест Литовца не вызвал подозрений у медсестры на вахте. Я подмигнул ей, поймал ответную желтозубую улыбку и поспешил за своими спутниками.

В нос сразу шибануло больницей. Забавно, но, кажется, больница и в дикой Африке будет пахнуть больницей. Видимо, лекарствами, запахом которых она пропитывается, пользуются во всех уголках земного шара. Клизмы, касторка и прочие горчичники. Мне, во всяком случае, другого объяснения в голову не приходило. Такая вот зарисовка с натуры.

Коротышка меж тем остановился у одной из дверей и вопросительно посмотрел на Яна. Тот дождался, пока подойду я, и величественным жестом позволил нашему проводнику войти. Следом протиснулся я, замкнул караван Литовец.

При нашем появлении обитатели палаты удивленно уставились на нежданных визитеров. Обитателей, правда, было всего двое, к тому же один из них был прикручен к растяжкам за три конечности — обе ноги и руку, чтобы кости ровнее срастались. Вокруг шеи у него тоже красовалось шикарное боа. Короче, просчитался где-то парень, соломки себе не кинул.

Зато второй обитатель, за исключением обмотанной от основания до кончиков пальцев руки, являл собой весьма активную жизненную единицу. Сообразив, кто к нему пришел, он даже попытался вскочить на ноги. Но я был уже рядом и тычком в грудь усадил его обратно.

— Вот и свиделись, Сашок. А теперь поведай мне, и вот ему, он тоже интересуется, — я ткнул пальцем в сторону коротышки, что смущенно топтался рядом с Яном, — на какой такой счетчик ты поставил меня, когда до смерти избил у «Колизея»?

— Пусть лучше скажет, куда Четырехглазого спрятал, — заметил Литовец от дверей.

— А он и это скажет, Ян, — успокоил я. — Вот сейчас с мыслями соберется, подробности припомнит — и скажет. Я прав, Сашок?

Ленивый смотрел на меня ненавидящим взглядом и говорить ничего не собирался. Смелый и гордый, как Пятачок, который решил пожертвовать собой ради умирающего от голода Винни-Пуха.

— А если ты ничего не расскажешь, я тебе обе ноги сломаю. И шею. И ты будешь близнецом вот этого, — я кивнул в сторону его соседа. — Однояйцовым близнецом, потому что второе я тебе ножницами отрежу.

Возможно, Ленивый наконец испугался. Во всяком случае, рот он открыл. Но сказать ничего не успел — где-то снаружи прогремел мощный взрыв. И, прежде даже, чем мы хором успели удивиться, за спиной Ленивого зазвенело оконное стекло, разлетаясь красивыми, в свете солнечных лучей даже разноцветными, осколками. А потом на его кровать, аккурат рядом с левой полужопицей, шлепнулась граната.