Дмитрий Красько - За флажками

Трое из них рысью подбежали ко мне, один пинком отбросил ТТ подальше в сторону, погнался за ним, догнал и затих в экстазе. Странный способ самоуспокоения, если вдуматься. Двое других собрались было учинить надо мной насилие, но я — совершенно инстинктивно, прошу учесть — попытался избежать этого. С каковой целью сделал пару быстрых шагов назад и проговорил:

— Только без рук! Я ваши условия выполнил, своих не имею, так что бить меня не за что.

Менты, снова застывшие было с оружием наизготовку, слегка расслабились. Один из них на всякий случай уточнил:

— Ты в этом уверен?

— Как в том, что моя мама — женщина, — сказал я. — Я, между прочим, законопослушный гражданин. Просто взял в плен незаконопослушных граждан. С них и спрашивайте.

— Все, мужики, завязываем! — из общей группы, кучковавшейся у машины, выделился один, похоже, самый главный мент в этой компании. — Этот мудила может до утра здесь бодягу разводить, а толку не будет. Давайте его сюда. Да проверьте остальных на наличие оружия.

Меня «дали сюда», а именно — к его милости, отдавшей распоряжения, и убыли исполнять остальное.

Главный мент, оставшись почти один — рядом был еще какой-то типок, то ли для подстраховки здесь торчал, то ли напарник главного — повел дулом автомата-коротыша в сторону уазика, который «бобик», и сказал:

— Садись вот на подножку, и трави мне.

Я послушно выполнил его волю и мельком огляделся. Работа у вновь прибывших участников сцены шла полным ходом. Парни, отправленные Пистоном к Яну, оказались под завязку набиты всяческим хламом. Правда, огнестрельного хлама было маловато, но всего остального хватало с лихвой. Ножи, кастеты, велосипедные цепи, электрошокеры и даже — я глазам своим не поверил, но факт — три бейсбольные биты. Где они их прятали так ловко, что даже я не заметил — большой вопрос. В прямую кишку, вроде, не поместятся, а из всех других мест, по идее, топорщиться должны. И вся эта фигня сваливалась в одну общую кучу. Картина из серии «Немцы сдаются нашим». Пахнуло ностальгией. Спорю, что Дедушку Будильника этой самой ностальгией вообще напрочь накрыло.

Но мне пришлось оторваться от созерцания этой благостной картины, потому что главный мент хотел, чтобы ему объяснили происходящее. И я сильно сомневался, что он принадлежал к редкому виду любителей ждать и догонять. А потому был краток, как пук интеллигента:

— Я здесь, командир, по заданию партии и правительства. Это дело Советского РОВД. Ведет следователь по особо важным делам Балабанов Андрей Ильич. А может, и не следователь. Но мы его уже вызвали.

— Ты что несешь? — недоверчиво и не очень приветливо спросил главный мент. Может, его рассердило то, что я обозвал его командиром. Но как еще я мог его обозвать, если под бронежилетом погон не видно?

— Я чистую правду несу, — устало, потому что и впрямь устал, вздохнул я. — Вообще, командир, мое призвание на этой земле — нести разумное, доброе, вечное. Надо было в педагоги идти, да слово не понравилось. Короче, несколько дней тому назад около города расстреляли кафешку. Я был свидетелем. Поскольку расстреляли коллеги этих шлимазлов, то эти охотились за мной. Логично? — он кивнул, слегка ошарашенный моей речугой, и я продолжил: — Поскольку они злобно лелеяли одну на всех мысль, а именно — угробить меня, любимого, я решил взять их в плен и передать в ваши суровые руки.

— Бред какой-то, — буркнул мент и тряхнул головой. Подозреваю — чтобы каша моих слов поудобнее улеглась в черепной коробке.

— А ты свяжись со своими, спроси — едут сюда советские менты или нет, — посоветовал я.

Он послушно открыл водительскую дверь, достал рацию и забубнил в нее:

— Третий, третий, я пятнадцатый, прием!

— Я третий, прием, — протрещала рация в ответ.

— Слушай, я на месте, взяли кучу народа. Один говорит, что это дело Советского райотдела и что их машина уже едет. Пробей. Прием.

— Понял. Конец связи.

Мент повернулся ко мне и подозрительно протер взглядом с головы до ног — как заботливый смотритель статую в музее:

— И что мы будем с тобой делать, если врешь?

— Хошь, бронежилет твой сожру? — предложил я. — Прямо так, без соли.

— Разбежался! — не согласился он. — Бронежилет же кевларовый!

Последний довод мне понравился, и я не стал настаивать:

— Ну, не хошь — как хошь.

Заверещала рация. Трескучий голос раза три скороговоркой потребовал пятнадцатого. Тот откликнулся:

— Слушает пятнадцатый. Прием.

— Пацаны из Советского едут. Прием.

— Понял. Конец связи.

Главный мент снова протер меня глазами. Теперь взгляд был изучающим. Чистый Павлов перед тем, как начать над собачками издеваться.

— Ну и что? Ты ведь не думаешь, что мы вас вот так сразу возьмем — и отпустим?

— Конечно не думаю, — сказал я. — И совсем не сразу. И даже не вы отпускать будете. Пацаны из Советского, а?

— Ага, — мент выглядел недовольным. Может быть, ему не по нраву пришлось, что придется нашу теплую компанию передавать в другие руки? А может, просто месячные внезапно посетили? Затрудняюсь ответить. — Ладно, заткнись. Вот дождемся советских — им будешь баки заливать. Ты, кстати, где пистолет взял?

— Говорить? — уточнил я.

— Говори, раз спрашиваю!

— Ты сказал заткнуться, — напомнил я.

— Моль гребаная! — удивился он. — Да ты, никак, дурака из меня сделать хочешь? Смотри, не серди меня!

— Смотрю. Я пистолет нашел. Зашел за угол дома — валяется. Поднял. Выхожу — а тут эти. Все двенадцать. Ну, я и понял, что надо их в плен брать. Один рыпнулся — думал, я шучу. Пришлось стрелять. Стреляю хреново. Наверное, ключицу ему перебил.

— Мудак, — констатировал мент. — Да, мне все равно пофигу. Сдам вас советским — пусть сами разбираются. Ты один был?

— Нет, — я покачал головой, — меня четверо было. Один — тот, который сидит и пальцем зубы чистит. Второй стену у подъезда подпирает. А третий — дедушка из такси. Это все я.

— Остальные стволов не находили?

— Нет. Я один такой везучий. В кафешку перекусить заехал — под обстрел попал. За угол отлить пошел — пистолет нашел.

— Заткнись! Васек, — мент повернулся к своему молчаливому коллеге. — Давай-ка их всех сюда. Передавать — так кучей. Да смотри, осторожнее. Мало ли, что этот говорун про оружие трендел.

Вася молча рассосался в сумраке ночи, что ему сделать было нетрудно — в черных штанах и темном бронежилете он и так почти сливался с ним. Мы с главным ментом в полном молчании скоротали минуты три. Потом Вася вновь сгустился из сумрака, уже в сопровождении моих подельников.

Я поднял руку в приветствии. Генаха засосал пол-литра воздуха через выбитый когда-то кем-то зуб и спросил:

— Че, Мишок? Ты уже тему пробил? К стенке сразу ставить будут?