Александр Бушков - Принцесса на алмазах. Белая гвардия-2

— Местные согласились? — спросил Лаврик.

— Моментально.

— Ну конечно… — Лаврик ухмыльнулся уже в открытую. — Прошлый референдум отнял всего неделю. Учитывая, что комитет по проведению референдума возглавляли три бравых полковника — Мтанга, Лавута и Очеренго, шеф жандармов, все прошло в кратчайшие сроки, за монархию было подано девяносто девять и два десятых процента голосов: ну понятно, полных сто — было бы чуточку неприлично, и бравые полковнички это прекрасно понимали… Сейчас Мтанга куда-то запропал, но остальные двое на прежних постах, и референдумом снова будут заниматься они. Значит, история повторится, и это не должно быть нашей головной болью… Я правильно понимаю?

— Правильно, — кивнул Михаил Петрович. — А вот пункт второй местные приняли скрепя сердце, скрипя зубами, после откровенного нажима… Поскольку он требовал, чтобы в страну было разрешено вернуться всем эмигрантам, в первую очередь политическим. Чтобы продемонстрировать новый курс на расширение демократии, а также ввиду предстоящих досрочных перевыборов в парламент, к которым следует допустить и пребывающую ныне в эмиграции оппозицию, в первую очередь Мукузели. — Он усмехнулся. — Честное слово, я не в состоянии понять этих, из ООН. Вроде бы взрослые, солидные люди, а рассуждают, как дети малые. Оппозиционеры должны вернуться в страну, получив полную амнистию — и точка. И только. И ничего больше ооновцам не нужно: главное, сие ознаменует расцвет демократии и расширение всяческих свобод. Они, полное впечатление, совершенно не понимают, что вернуть в страну оппозиционеров вернут, но через некоторое время — нужно же для приличия выждать некоторое время, даже люди типа Мтанги и Лавуты это прекрасно понимают — они с завидным постоянством начнут убиваться, неудачно упав с кровати, травиться несвежими котлетами или попадаться на попытках изнасилования учениц младших классов лицея Святой Женевьевы средь бела дня в Центральном парке… Судя по лицам, товарищи офицеры, мысленные комментарии у вас самые матерные?

— Конечно, — сказал Мазур. — Вряд ли следует ожидать крупной заварухи, но мелких, я подозреваю, будет предостаточно. Те, кто при Папе и пискнуть бы побоялся, могут решить, что теперь можно и побузить безнаказанно.

— Вот именно, — поддакнул Лаврик. — А Мукузели, к бабе не ходи, немедленно начнет устраивать митинги, народные шествия и прочие увеселения, впрочем, не он один. Работа осложнится…

— Но не до полного же трагизма? — усмехнулся Михаил Петрович. — Добавится нервотрепки, вот и все… Не думаете же вы, что оппозиция намеревается с ходу отменить монархию и взять власть? Есть среди них парочка неадекватных, но большинство, в том числе и Мукузели, способны мыслить здраво, трезво оценивать свои силы — жизнь пообтесала… У вас вопрос, Константин Кимович?

— Да, — сказал Лаврик. — Не появилось ли точных подтверждений, что Мукузели кто-то все же купил?

— Нет, к сожалению. Пока только те же сильные подозрения и косвенные предположения, без всякой конкретики. Больше вопросов нет? Тогда немного о вас, Кирилл Степанович. Позвольте уж напрямую, мы все тут взрослые люди, да и вопросы мои, вы прекрасно понимаете, продиктованы не обывательским любопытством, а профессиональными интересами… Итак, меж вами и мадемуазель Натали существуют определенные отношения. Они вам доставляют хоть малейший душевный дискомфорт? Вы себя чувствуете принужденным? Отвечайте прямо.

— Ни в малейшей степени, — сказал Мазур.

— Я так и думал, — одобрительно кивнул Михаил Петрович. — В конце концов, очаровательная девушка, а вы, насколько мне известно, в монашеских наклонностях не замечены, что молодому неженатому мужику вполне простительно. Это прекрасно, что нет ни малейшего дискомфорта — женщины такие вещи чувствуют тонко, а ваша девушка весьма неглупа… Теперь вопрос посложнее. Как вы сами считаете, что вы для нее — мимолетный каприз? Или она настроена на долгие отношения? — он усмехнулся. — Я прекрасно понимаю: не родился еще тот мужчина, который поймет женщину, но какие-то свои соображения и впечатления у вас ведь должны быть? Подумайте старательно.

Мазур подумал старательно. Пожал плечами:

— Ни о чем не берусь говорить с полной уверенностью… Однако… Пару раз она определенно намекала, что нуждается в сильном мужском плече… Чуть ли не открытым текстом…

— Это хорошо, — одобрительно кивнул Михаил Петрович. — Очень хорошо. Все же умная девушка… Подводя итоги, от вас требуется одно: ревностно выполнять все прежние обязанности, — он улыбнулся Мазуру. — Тем более что некоторые из них отнюдь не обременительны, наоборот… Собственно говоря, это все, о чем я хотел с вами поговорить. Вот что еще… У вас есть какие-нибудь вопросы, которые вы чертовски хотели бы задать кому-то из руководства, но считаете это неудобным? Если есть, предлагаю все высказать. Терпеть не могу, когда остаются хоть малейшие недоговоренности… Итак?

Мазур подумал и решился:

— Михаил Петрович, а нельзя ли убрать от нас товарища Панкратова?

— Нельзя, — развел руками Михаил Петрович. — Не в моих силах. Коли уж в другом месте решили, что его присутствие здесь необходимо, ничего не попишешь, придется терпеть. Он что, так сильно вас достает?

— Не то чтобы очень… — сказал Мазур. — Но все же…

— Терпите. Христос терпел и нам велел… — он улыбнулся, самую чуточку понизил голос. — Я о вас наслышан, товарищ Самарин… Неужели вы, с вашим-то опытом и хваткой, не придумали ничего, чтобы нейтрализовать некую досадную помеху? Ну, разумеется, с соблюдением всех приличий, мягко и деликатно, чисто дипломатическими методами… А?

— Есть кое-какие наметки… — сказал Лаврик с самым невинным видом. — Именно что мягко и деликатно…

— Вот и реализуйте, — сказал Михаил Петрович. — Но непременно мягко и деликатно, без малейшего скандала… У вас вопрос?

— Да, — сказал Лаврик. — По некоторой информации, Папа собирался нами просто воспользоваться на короткое время, чтобы легко надавить на французов — а потом выставить. Что, если и в новых условиях произойдет то же самое?

— А вам не кажется, что это бесполезный и бессмысленный вопрос? — мягко спросил Михаил Петрович. — Я понимаю, жаль будет, если все труды окажутся потраченными впустую, но повлиять на ситуацию мы не в состоянии… хотя следует попытаться это сделать. Именно что в новых условиях. Вам в первую очередь над этим и работать, Константин Кимович. Учитывая некую великолепную коллекцию, которую вы позаимствовали на память в резиденции Папы. Я читал ваши докладные. Вы совершенно правы касаемо иных методов ее использования, считайте, что получили санкцию… Что-нибудь еще?