Алексей Баскаков - Золотая чума

Многотонный МАЗ зарычал и набрал скорость.

— За кем гонимся-то? — спросил водитель.

— За тем МАЗом, что только что ушел.

— Да это я понял. — Водитель ронял слова спокойно и насмешливо. Было видно, что он ни фига не боится — ни КГБ, ни черта в ступе. — А вот ты мне скажи, зачем? Опять врагов народа ловите? Я вот врать не буду, когда вы врагов народа ловили, а они от вас бегали, я от вас многих спас, которые были беглые.

Кот на Севере встречал таких шоферов. Им было на все наплевать. Они знали себе цену — ведь без них ничего не закрутится. Эти шоферы терпеть не могли любую власть, потому что могли постоять за себя сами. А власть они видели лишь в лице начальников, которые прибегали к ним на поклон: Вася, отвези… И они возили. В такие дикие места, где ни одна машина не проходит. Но они проходили. И потому — плевать они хотели на все комитеты. Так что с этим водилой требовалась дипломатия.

— Слушай, друг, ты был на фронте? — начал Мельников.

— А как же! Я стопятидесятидвухмиллиметровые возил, из которых Кенигсберг разносили. Разнесли хорошо — даже воспоминания не осталось. И сам помогал их тащить, когда их выволакивали на прямую наводку.

— Так вот, мы гонимся за тем, кого ты тогда не добил. Кто банду бывших полицаев собрал и снова хотел против нас.

Водила повернулся и очень внимательно посмотрел на Мельникова.

— Не врешь, особист? Ну, тогда пошли…

Он вдавил газ и, казалось, что машина собирается взлететь — так вокруг засвистело. Кто бы знал, что обычный МАЗ способен развить такую скорость. Фары метались по дороге. Машина понеслась, как реактивный снаряд. Ничто ее остановить уже не могло. Вскоре впереди показались габариты грузовика, который преследовали.

— Держись, ребята, щас догоним!

Внезапно хлынул дождь. Струи воды залили ветровое стекло, дворники беспомощно шарились туда-сюда. Конусы фар едва-едва рассекали пространство впереди, состоящее, в основном, из мрака и воды. Ехать приходилась почти вслепую. Но в конце концов Мельников различил впереди кузов идущего грузовика. Внезапно преследуемый МАЗ вильнул к обочине.

— Давай дальний свет!

В свете фар, включенных на дальний свет, было смутно видно, как человек выпрыгнул из машины и побежал по склону вниз, к берегу Лены.

— Никуда он, паскуда, не уйдет. Пошли за ним!

Мельников и Кот выхватили пистолеты и, продираясь сквозь мокрые кусты, бросились следом за беглецом. Склон был пологий и скользкий. Дождь хлестал нещадно. Единственным утешением служило то, что и Старкову было не легче. Слышно было, как он, оскальзываясь и падая, громко матерится. Погоня шла в основном на слух. Видимость была почти нулевая. Кусты тыкались в лицо, Кот едва не потерял глаз, напоровшись на какую-то шальную ветку.

Смешная погоня. Двое мужиков, натыкаясь на кусты и спотыкаясь о коряги, ломятся за третьим, которому приходится не легче. Это вам не голливудский фильм. Преследуемый и преследователи двигались мучительно медленно. Никто, как ни старался, не мог ускорить темп. Тут же оскальзывался и падал. Это продолжалось долго, очень долго. Хрустели кусты впереди — и Мельников, и Кот шли на шум. Старков по звукам знал, где его преследователи, но куда он мог деться? Дурацкая погоня продолжалась.

И все-таки Мельников и Кот неотвратимо приближались к Старкову. Справа свинцово блестела великая Лена.

Наконец впереди замаячила прогалина — и стал виден силуэт бегущего человека.

— Старков, стой!

В ответ тот дважды выстрелил, а потом силуэт исчез.

— Залег, сволочь. Давайте я попробую приблизиться, — предложил Кот и бросился вперед.

Снова раздались выстрелы. Кот залег. Силуэт метнулся в тень дерева. Мельников прицелился и нажал курок. Силуэт покачнулся и распластался на земле.

— Вот блин! Ведь по ногам целил!

Держа пистолеты наготове, они приблизились к Старкову. Он не притворялся. Из груди и живота ручьями текла кровь. Не из одной раны — из двух. Видимо, какой-то предыдущий выстрел все-таки его зацепил.

— Начальник! — прохрипел Старков. — Слушай, мне уже все по хрену. Леха ведь с тобой. Я его узнал. Такого, как он, хрен с кем перепутаешь. Давай так. Ты отвали, я с ним поговорю, ладно? У тебя выбора нет, я до больницы не дотяну. А дотяну — так жить мне все равно больше незачем. Так что либо я с ним говорю, либо я так просто сдохну. Мне-то все равно…

Мельников на секунду задумался — но выбора и в самом деле не было. Капитан, боевой офицер, видел: с такими ранениями жить Старкову оставалось не больше часа. Он кивнул Лехе.

Кот вышел из темноты.

— Геннадий Сергеевич, это я.

— Ну привет, Леха. Значит, ты за них… Жаль. Только хорошего человека приметил, — а он тоже ихний. А ведь я тебя прочил в свои помощники. И преемники. Я на тебя не обижаюсь. Я только потому именно с тобой и хочу говорить, что видел тебя в деле и знаю — ты настоящий мужик.

Старков отдышался и продолжил:

— Ты пойми, я против этой власти ничего никогда не имел. Хоть она меня и поимела… Я не эти… Ну, наверное, вы до них уже добрались. Ты знаешь. Если ты… Если такие, как ты, за них, то сила — за вами…

Кот понял, что нужно спрашивать то, ради чего они, собственно, и предприняли всю эту нелепую операцию.

— Что там, в том нехорошем месте?

— Радий. Металлический радий. Один его грамм стоит в сотни раз больше, чем золото. Только вот покупатель нашелся лишь за океаном.

О радии Кот знал только из стихотворения Маяковского, которое заставляли учить в детском доме. О том, что в грамм добыча, в год труды.

— Откуда он там?

— Его нашли в тридцать шестом. Это чудо. Никто никогда о таком не слыхал. Но в тайге много чудес. В Москве как-то докопались… И поручили мне взять.

Старков замолчал. Кот с беспокойством вгляделся в лицо раненого. А Старков вдруг вспомнил дорогу на Осурман. Ту самую, память о которой запечатлелась на его лице рваным шрамом. Жуткая это была дорога к новому золотому прииску. Пятьдесят километров одной скальной выемки. Но что было делать? В Магадан шли американские суда, набитые грузами для воюющей армии. За них нужно было платить золотом. И начальство требовало: давай, строй. Не жалели никого и ничего. Погибших зарывали тут же — в скальной породе, которую оттаскивали на тачках. На дворе стоял сорок третий год. Но им давали все. Старков сказал: везите спирт. И спирт везли. Зэки, шатавшиеся от усталости, выпивали по сто пятьдесят граммов и снова шли к тачкам. Полупьяные подрывники рвали аммоналом скалы — и осколки летели до небес. Тачкогону Масюте, залетевшему на Колыму за обычную для цыгана страсть к чужим лошадям, разрешили выписать жену. Премии кидали пачками. Двух особистов увезли прямо со стройки — и никто их никогда больше не видел. Но дорогу-то они построили! Старков вдруг понял, что он уже создал себе пирамиду — такую, как фараоны в Египте. Умрет он, умрут все, кого он знал, но эти скальные выемки среди тайги останутся. Люди пришли в этот край, где жить невозможно. Но они будут здесь жить. И они отсюда уже не уйдут.