Караваешникова Елена - Офицеры-2

Шуракен застегнул молнию на брюках, вымыл руки, умылся, пригладил мокрыми ладонями короткие светло-русые волосы. Движения спокойные, никакой нервозности и нарочитости, но кому надо, тот поймет, что сломать его не так просто.

— Ну пошли… сталкер, — усмехнулся Шуракен молодому человеку.

Они вышли из туалета, прошли по короткому коридору мимо двух дверей с цифровыми замками. Молодой человек остановился перед третьей и набрал код. Когда Шуракен вошел, он закрыл дверь за его спиной. Очевидно, здесь его роль сталкера, проводника на опасной территории, как назвал его Шуракен, заканчивалась.

Психоаналитик повернулся от компьютера и с профессиональным любопытством посмотрел на Шуракена.

«Похоже, самый крутой аттракцион пока откладывается», — с облегчением подумал Шуракен, увидев стол и компьютер.

— Садитесь, — пригласил психоаналитик, указав на кресло возле стола.

Шуракен сел.

— Обычно меня зовут Профессор, — непринужденно сказал психоаналитик.

— Хорошо. Пусть будет Профессор.

— Знаете, что это такое? — спросил Профессор, кивнув на аппаратуру на столе.

Шуракен посмотрел на компьютер, дополнительные блоки, подключенные к процессору, манжет для измерения давления, эластичный пояс и два миниатюрных датчика, тонкие черные провода от которых тянулись к дополнительным блокам.

— Полиграф, я так полагаю, — сказал Шуракен.

— Правильно полагаете. Вас беспокоит необходимость пройти проверку на полиграфе?

— Нет. Я имел дело с этой штуковиной во время обучения. Это не больно.

— Ваше спокойствие должно убедить меня, что вам нечего скрывать? Можно вам не поверить?

— Можно. Это ваше личное дело.

— Раз вы уже имели дело с полиграфом, мне не надо объяснять, как себя следует вести?

— Нет.

— Тогда начнем. Снимите, пожалуйста, куртку. «Похоже, они не совсем идиоты, — подумал Шуракен, снимая куртку. — Может быть, дело кончится проверкой на полиграфе?»

Тихо подошла женщина в белом халате и шапочке медсестры на гладко зачесанных, откровенно седых, без краски, волосах.

— Это Анна Львовна, — сказал Профессор. — Она будет нам помогать.

Анна Львовна взяла у Шуракена его оливково-пятнистую куртку из полотна с огнеупорной пропиткой.

— Майку снять? — спросил он.

— Нет, не надо, — мягко ответила она, — садитесь. Шуракен сел. Анна Львовна опоясала его под мышками эластичной лентой и застегнула ее на середине груди. Затем она надела манжет для измерения давления, а датчики с помощью резиновых колец закрепила на области пульса правой руки и указательном пальце левой. Руки у Анны Львовны были мягкие, теплые, их прикосновения успокаивали. Когда она, застегивая эластичную ленту и манжет, наклонилась над ним, Шуракен почувствовал материнский запах немолодой женщины, шедший от ее груди под халатом. С невольной нежностью он подумал, что эта медсестра — первая русская женщина, которую он видит почти за три года.

— Процедура займет около часа, — сказал Профессор, поворачиваясь от монитора компьютера. — Сядьте поудобней, руки положите на подлокотники, не напрягайтесь. Вы знаете, отвечать надо только «да» или «нет». Вы готовы?

— Поехали.

Задав контрольные вопросы, которые показали, что кривые психофизиологических реакций у Шуракена в норме, Профессор приступил к главному:

— Вы богатый человек?

— Нет.

— Вы оказывали услуги, не предусмотренные контрактом?

— Да.

— Вы передавали кому-нибудь партии оружия?

— Нет.

— Вы участвовали в боевых операциях? — Да.

— Вы переживаете гибель вашего напарника? — Да.

Кривые частоты пульса, кровяного давления и дыхания дали бешеный всплеск.

— У вас были командировки за пределы Сантильяны?

— Нет.

— Вы знали, что Ширяев торгует оружием? — Да.

Показатели физиологического состояния в норме. Очевидно, что говорит правду, но этот вопрос его мало волнует. Так ли это?

— У вас есть счета в заграничных банках? — Нет.

— Ширяев предлагал вам сотрудничать с ним? — Нет.

— Вы пытались шантажировать Ширяева?

— Нет, — сказал Шуракен. — И поэтому я еще жив, — пояснил он.

— Боитесь, что я не поверю в ваше благородство? — усмехнулся Профессор.

— Я сам себе не поверю.

— Вы устали? — Да.

— Сделаем перерыв. Отдохните.

Шуракен откинул голову на спинку кресла. Его изрядно утомила карусель из вопросов, которые задавались в разных комбинациях, повторялись, меняли формулировки. Или вопрос, на который он отвечал «нет», задавался после ряда таких, на которые он отвечал «да», но Шуракен ни разу не попал в ловушку и не дал усомниться в своей правдивости.

Все, что Шуракен хотел скрыть, не имело никакого отношения к контрабанде оружия. Например, он не хотел, чтобы выяснилась история с девчонками, которых они со Ставром увели у генерала Агильеры, потому что это грозило неприятностями летчикам, нелегально перебросившим их домой. Кроме того, за спецами числились и другие подвиги, которые легко сходили с рук в условиях реальных боевых действий, однако могли сильно напрячь руководство здесь. Но так как вопросы, которые задавал Профессор, касались только Ширяева, контрабанды оружия и связанной с ней возможностью незаконного обогащения, то все кривые на мониторе полиграфа фиксировали вполне нормальную реакцию. Все же игра с полиграфом требовала большого нервного напряжения.

Шуракен машинально поднял руку, чтобы вытереть со лба пот, но тут же опустил обратно на подлокотник, потому что за ней потянулись провода. Заметив этот жест, к нему сразу подошла Анна Львовна, марлей вытерла пот на лице и шее. И снова Шуракен с удовольствием ощутил прикосновение ее спокойных, умелых, заботливых рук.

Профессор, общавшийся с компьютером, оторвался от монитора и с интересом посмотрел на Шу-ракена.

— Если верить машине, место в раю вам гарантировано, — сказал он. — Но вы сотрудник элитного подразделения, прошли специальную подготовку на подобный случай, и вы сами сказали, что имели дело с полиграфом.

— При зачислении в подразделение и во время обучения я проходил психологические испытания с помощью комплекса тестов, в том числе и проверку на полиграфе.

— А может, вам заодно показали приемы, как обмануть машину?

— Я не буду на такие вопросы отвечать

— Почему?

— А знаете, как в американских фильмах про полицейских, когда преступнику зачитывают его права, то предупреждают, что каждое его слово может быть использовано против него. Допустим, я говорю: «Да». Тогда встает вопрос, а чем мы с вами целый час занимались? Я отвечаю «нет», и вы думаете: «А ты непрост, парень. Давай попробуем еще раз».

— Что характерно, я примерно так и думаю.

— Вы не верите ни мне, ни машине. В таком случае не представляю, чем могу вам помочь.