Сергей Самаров - Мертвая армия

Раздражало то, что идти приходилось не по прямой линии, а только по мелководью. Вообще для таких операций следовало бы использовать суда на воздушной подушке, стоящие на вооружении подразделений морской пехоты. Эти суда, как видел Гавриленков на учениях, легко преодолевают болота там, где нет крепких и высоких деревьев. Здесь деревья были, но, если бы за управлением судна сидел опытный механик-водитель, ему не составило бы труда обойти их стороной, тем более что не было необходимости передвигаться не только с максимальной, но даже с крейсерской скоростью [11] Понятия максимальной и крейсерской скорости часто путаются, хотя это совершенно разные вещи. Максимальная скорость — эта та скорость, с которой судно может передвигаться при полной нагрузке на двигатель. Крейсерская скорость — это оптимальная скорость при наиболее выгодном расходе топлива, то есть позволяющая преодолеть без дозаправки наибольшее расстояние. Обычно крейсерская скорость составляет не более восьмидесяти процентов максимальной скорости, хотя у отдельных судов может опускаться до тридцати процентов. (Прим. автора.) . Но привлечение посторонней помощи, а морская пехота согласилась бы наверняка выделить такое десантное судно исключительно со своим механиком-водителем, не входило, видимо, в планы руководства операцией. Любые посторонние люди — это вариант для расширения круга информированных лиц. И чем уже круг, тем лучше. Старое правило, которого всегда следует придерживаться, если операция не желает себе обширной рекламы.

С этими мыслями шел старший лейтенант Гавриленков во главе своего взвода. Активно пытались пробиться в сознание и другие мысли, хотя он усиленно отгонял их, не имея возможности разрешить проблему. Если нет такой возможности, не стоит и голову себе забивать, и нервы портить. Тем не менее мысли эти, помимо его воли, все же приходили вновь и вновь. Что же произошло с группой полицейского спецназа? Там ведь наверняка были не мальчишки с улицы и не постовые полицейские, там были спецназовцы, волки, которые отлично умеют кусаться. Их просто так, голыми руками, взять невозможно. А у полицейских подозрительность ко всему, выходящему за рамки обыденного, в несколько раз выше, чем, скажем, у бойцов того же спецназа ГРУ. В спецназе ГРУ приветствуется осторожность, а в полицейском спецназе именно подозрительность заменяет осторожность. В силу специфики своей службы полицейские спецназовцы становятся подозрительными очень быстро. Тем не менее даже профессиональная подозрительность их не спасла, погибли все. И неизвестно, отчего они погибли, может быть, какое-то отравление. Может быть, еще что-то. На случайность списать можно все. И кто-то, возможно, попытался бы и этот инцидент списать на случайность, если бы не расстрелянный полицейский. Расстрелянный и сброшенный в воду. Только почему так близко от берега? Хотя, конечно, труп могли бросить где угодно, но его принесло именно к берегу. Возможно, к месту убийства.

Но спецназ ГРУ, хотя в последние годы часто используется вместе с правоохранительными органами, не имеет следственных полномочий и не может вести следствие. Он даже методологии следствия не обучен. Из разговоров с другими офицерами старший лейтенант Гавриленков знал даже то, что не все видят разницу между арестом и задержанием. Это первая мелочь, самая мелкая. А крупных много, и все они имеют свою глубину, требуют своей трактовки. Правовые же знания спецназа ГРУ сводятся к обязательному курсу о возможном поведении бойцов в чужих домах, вызывающих подозрение, в селах, в которые спецназ входит, причем явный уклон делается на кавказские села. Даже начальник штаба бригады не припоминал случая, когда спецназ ГРУ использовался в других регионах России.

И вот пришлось использовать в другом регионе…

Впереди открылось большое по площади озеро.

Старший лейтенант Гавриленков остановился, поднял бинокль и стал всматриваться в зеркальную поверхность. Травы и кустов из воды выглядывало много, что давало характеристику глубине. Внешне казалось, что пройти через озеро можно, глубина, похоже, не превышает двадцати сантиметров. Подумав, Гавриленков двинулся вперед. И не ошибся, озеро действительно оказалось вполне проходимым. Только следовало путь выбирать тщательнее и шестом работать чаще, чтобы не уйти на чистую воду или не провалиться в яму. У Гавриленкова шест был длиной около трех метров. В одном месте он попытался проверить дно в стороне от зарослей травы, и шест ушел на всю длину, даже руку пришлось под воду опустить, но дна не достал. Значит, в озере много ям.

— Передать по строю, — сказал старший лейтенант через плечо. — Где нет травы, ямы глубиной больше трех метров. Соблюдать осторожность.

Команда быстро пролетела во всей цепочке и дошла до замыкающих колонну офицеров ФСБ…

Озеро прошли за час с небольшим. Уже на берегу, выбрав сухой бугорок, Гавриленков сел и вытащил карту, которую и без того хорошо помнил, но все же решил свериться. Да, озеро было и на карте, только не такое большое и не такое округлое, а похожее на кляксу с растекшимися языками. Видимо вода сильно прибыла и округлила озеро. До того самого островка, где Гавриленков наметил привал, оставалось сорок минут хода.

— Вперед! — скомандовал старший лейтенант стоящим рядом солдатам первого отделения. — Лазоревский, вставай ведущим, поддерживай темп.

— Есть поддерживать темп! — командир первого отделения младший сержант контрактной службы Коля Лазоревский пошел так быстро, словно в бой ринулся.

А сам старший лейтенант решил дождаться группу майора Зотова…

В лаборатории у профессора Огервайзера кабинет был более просторным, чем в компании «Пфайфер Лоок», хотя выглядел более скромным. Ощущение простора добавлял еще и вид из окна. Окно в кабинете, занимавшем половину этажа, было единственное, зато во всю стену. И сам кабинет находился на одном из верхних этажей «небоскреба», до которого даже скоростным лифтом добираться было нудно.

Доктор Алоис Матиссе Гросс имел свободный вход в здание, поскольку считался официальным куратором лаборатории в бундесвере. Сам полковник Гросс занимал должность заместителя начальника подразделения со странным названием «Управление аномальных методов ведения войны». От такого названия за несколько километров несло запахом НЛО и безумными пассами экстрасенсов, и, к удивлению Отто Огервайзера, создание генетического оружия руководство бундесвера почему-то отнесло к подобным же явлениям, хотя генетика — это наука, а все аномальные явления, по мнению профессора, относились к вненаучным явлениям. И даже в том случае, если подтверждались практически.