Александр Бушков - Голая королева. Белая гвардия-3

— И вы намерены прокрутить мне еще одну пленку с такой же гадостью?

— У меня ее нет, — сказал Лаврик. — У меня вообще нет д р у г и х пленок, только эта. — он кивнул на свой портфельчик, куда уже хозяйственно убрал кассету. — Но и ее, одной-единственной, за глаза достаточно. Да, вот кстати... Вы, надеюсь, уже поняли, что изображать перед мужем жертву насилия глупо? Во-первых, Папа, хоть и не образец благонравия, к насилию никогда не прибегал. Во-вторых, начало записи категорически опровергает версию о насилии — если вы помните...

— Причем тут Акинфиев?

— Милейший человек, верно?

— О да! — сказала она, улыбаясь, пожалуй что мечтательно. — Из настоящей старой аристократии, которой практически почти и не осталось. Был принят в свете... У него очаровательная дочь... Почему вас интересует именно он?

— А не знаете ли вы, где сейчас он сам и его очаровательная дочь? Полное впечатление, что он скрывается... и его дочь тоже.

— Да, вы знаете, что-то там такое произошло, — она задумчиво нахмурилась. Какие-то политические интриги, хитрые комбинации. Случается, что даже люди нашего круга вынуждены вульгарно отсиживаться где-нибудь в глуши. Но что, собственно, случилось?

— Собственно, ничего особенного, — сказал Лаврик. — именно князь и его очаровательная дочка приняли самое непосредственное участие в убийстве генералиссимуса. Стреляла девушка. Акинфиев, вероятнее всего, резидент.

— Но ведь Папу убили солдаты...

— Это версия для широкой общественности, — сказал Лаврик. — На деле девушка в него выстрелила отравленной иглой — знаете, такие приспособления встречаются не только в фильмах о Джеймсе Бонде, но и в реальной жизни. Вы же понимаете: несмотря на все изменения, следствие продолжается, полковник Мтанга не из тех, кто оставляет такие вещи безнаказанными, да и компаньоны Папы отнюдь не исполнены христианского смирения. Бывают случаи, когда, простите за вульгарность, плюют с высокой колокольни на самое высокое общественное положение? А уж учитывая старинные традиции мести...

В ее глазах появился откровенный страх:

— Это не шутка? Не дурацкий розыгрыш?

— У вы, все так и обстоит, — развел руками Лаврик.

Мазур светским тоном сказал:

— Уж не думаете ли вы, что мы, случайно наткнувшись на кассету столь пикантного содержания, решили вульгарно раздобыть денег?

— Почему бы и нет? — спокойно сказала мадам Соланж. — Здешние офицеры тайной полиции и не такое устраивали — к сожалению, и белые тоже...

— В данном случае — ничего подобного, — сказал Мазур как мог убедительнее. — Мадемуазель Олонго приказала из кожи вон вывернуться, но отыскать убийц. Вы не можете не быть о ней наслышаны. Девушка решительная, упрямая и, скажу по секрету, чертовски мстительная. У нас приказ, предписывающий не стесняться в средствах. Вы, конечно, далеки от таких вещей, но позвольте вас заверить: офицер, получивший строгий приказ — это не рассуждающий бульдозер, крушащий все на своем пути, — он заговорил доверительнее. — Знаете, есть и чисто личные мотивы. Папа мне был симпатичен, честное слово. Конечно, казнокрад, развратник и диктатор... но было в нем некое злодейское обаяние, выгодно его отличавшее от дюжины собратьев по ремеслу. Он не ел человечины, как Бокасса, не расстреливал демонстрации школьников, как Амин, да и вообще, особо не зверствовал. Я от него видел только хорошее. А когда служебное сочетается с личным...

Мечтательно подняв взгляд к потолку, красотка тихо сказала:

— Ах, какой это был мужчина...

В глазах у нее, Мазур не мог ошибаться, таился нешуточный страх — прекрасно понимала, что ее загнали в угол. Бывают ситуации, когда положение в обществе не спасает, а уж когда вдобавок имеется чертовски ревнивый муж...

— Я все же не верю, что князь ко всему этому причастен, — сказала мадам Соланж с ненаигранным упрямством. — Он настоящий джентльмен, принят в высшем свете... — ее прелестное личико на миг исказила злая гримаска. — Но вполне верю, что его очаровательная доченька могла все это проделать...

А ведь Таню ты не любишь, красотка, подумал Мазур. Терпеть не можешь, сразу видно, что это не игра, а натуральная неприязнь...

Он переглянулся с Лавриком, и тот едва заметно кивнул. Мазур извлек бумажник. Все было обговорено заранее: не стоило переть бульдозером, разговорить красотку, втянуть в долгую болтовню, не касаясь пока что Акинфиева. Иногда помогает именно такая тактика.

Достав из бумажника цветную фотографию, он положил ее перед хозяйкой:

— Может быть, вы знаете эту девушку?

Красивая длинноволосая брюнетка, белая, совершенно голая. Снимали хорошей аппаратурой, и фотограф был умелый: ни капли примитивной порнографии, скорее уж в стиле «респектабельных» мужских журналов типа «Плейбоя».

Вчера полковник Мтанга приказал устроить в особняке князя еще один скрупулезнейший обыск — как подозревал Мазур, исключительно для того, чтобы хоть что-то делать. Самое интересное, пошло на пользу. В спальне Татьяны отыскали незамеченную при первом обыске хорошо замаскированную замочную скважину — и легко п о д л о м и л и сейф, благо замок был несложным. Увы, там так и не нашли ничегошеньки, что касалось бы шпионажа и убийства. Деньги, драгоценности, «Кольт-кобра» с коробкой патронов — и куча фотографий. На большинстве фигурировала та самая брюнетка, иногда соло, но главным образом в компании Танечки, и обе вовсю предавались тем развлечениям, что здесь считаются крайне предосудительным пороком. И было еще десятка два снимков, где, кроме той парочки, в игре была некто иная, как Эжени Соланж... Которой хватило одного взгляда:

— Ну разумеется, полковник... Это Валери Дюпре.

— Из тех самых Дюпре? — спросил Мазур.

— Дочь Мориса и его партнер в фирме. Постоянная подруга Татьяны, еще с Лицея...

Тупичок-с, уныло подумал Мазур. В свое время трудами Лаврика и Мтанги он просмотрел кучу кратких досье на здешний истеблишмент. Морис Дюпре — не из «неприкасаемых», но теснейшим образом с ними связан. Глава юридического отдела Промышленно-Торговой Ассоциации, ценят его там высоко и уж, безусловно, будут вытаскивать из любых неприятностей. Ни самого не возьмешь за шиворот, ни шлюху-доченьку — с Ассоциацией и Мтанга не станет бодаться. Разве что искать содействия у доктора Катуми, как-никак член с е м ь и будущей королевы...

— Мне показалось, вы смотрели на фотографию, мягко скажем, без особого расположения, — сказал Мазур. — Да и когда говорили о Татьяне, осталось впечатление, что относитесь к ней без всякой симпатии... Я прав?

— Симпатии? — фыркнула Эжени. — Да я эту парочку не переношу! Грязные, похотливые кошки...

Ага, подумал Мазур. А ты у нас, стало быть, образец благочестия… Но эти мысли он, разумеется, удержал при себе, спросил доверительным тоном опытного врача или старого друга: