Александр Бушков - Голая королева. Белая гвардия-3

— Я вижу, вы теперь генерал… и, как мгновенно разнесла великосветская молва, еще и граф? — непринужденно произнес князь. — Мои поздравления, Кирилл Степанович. Дельный офицер никогда не должен стыдиться карьерного повышения, так всегда было и будет… Знаете, — он улыбнулся чуточку смущенно. — Ее величеству было благоугодно удостоить и меня, скромного, титула маркиза, так что Танюша, хоть и не может именоваться княжной, теперь законная маркиза…

Профессионально взяв себя в руки, Мазур улыбнулся вполне безмятежно:

— Мои поздравления…

Еще несколько пустых светских фраз — и клятая парочка удалилась, сославшись на необходимость с кем-то серьезно поговорить. Мазур не смотрел им вслед. Он смотрел на группочку воротил, беседовавших совсем рядом на французском о чем-то своем — негромко, с улыбками. Папа с дочкой попали в списки награжденных и титулованных отнюдь не по желанию Натали, иначе Мазур непременно знал бы. Несомненно, их туда вставили, позволили выйти из подполья, а значит, полностью реабилитировали именно эти — здешние хозяева жизни, владельцы заводов, газет, пароходов, а также медных залежей, алмазных приисков и много чего еще. Отсюда прямо-таки автоматически следует…

Что и за смертью Папы, и за уничтожением семьи стоял не внешний супостат, а именно они, здешние денежные мешки (очень может случиться, что в случае с Папой златовласая стерва выполняла еще и приказ других хозяев). Такой вариант разгадки Мазур обсуждал и с Лавриком, и с покойным Мтангой — и оба раза его собеседники не видели ничего необычного. Мотивов искать не надо, они на поверхности. Вместо сурового, властного, обладавшего нешуточным влиянием на государственные дела Папы — девчонка, оставшаяся без семьи. Которой можно в сто раз чаще, чем Папе, давать мягкие советы, и она, опять-таки в отличие от Папы, вынуждена будет их выслушивать и поступать, как советуют. Все она понимает касательно «советов» — но вынуждена, наступив на шею собственной гордости, претворять их в жизнь. Слишком мало у нее верных сторонников, власти и реального влияния на этих, неизвестно, сколько времени пройдет, прежде чем станет самодержавной, если станет вообще. Главное, этим хорошо и покойно, вряд ли кому-то из них по ночам будут сниться мертвецы — не тот народ…

Правда, они наверняка не знают, что у стервы (и наверняка у ее папеньки) есть и другие хозяева — а это грозит в будущем неприятными сюрпризами: Натали тоже нисколечко не подозревает об истинном положении дел, нужно ее предупредить при первом же удобном случае, переть против воротил у нее кишка тонка, но уже сейчас хватит возможностей, чтобы эта поганая парочка ненароком попала в автокатастрофу: узнай она правду, за Папу будет мстить всерьез — тем, до кого в состоянии дотянуться. И это ей, конечно же, сойдет с рук — для «парней в старых школьных галстуках, Акинфиев хотя и свой, но как бы и не совсем, поскольку у него нет заводов-газет-пароходов, главную работу он с дочкой уже проделал, так что, пожалуй, никто и не станет особо печалиться, если новоявленный маркиз с маркизой отравятся несвежими устрицами насмерть или станут жертвами пьяного лихача на грузовике. Если…

Он чуть вздрогнул от неожиданности, когда к его уху склонился осанистый черный лакей в расшитом золотом камзоле и пудреном парике. Выслушав вежливый шепот, он неторопливо, не привлекши ничьего внимания, выскользнул из зала. Принял в коридоре у второго лакея синее, расшитое золотом генеральское кепи с высоким, загибавшимся вниз белым султаном, надел его и без особенной спешки направился к двери.

Что у них там стряслось? Белый, на машине с советскими дипломатическими номерами, срочно просит генерала Иванова, оставаясь по ту сторону ворот — по инерции действует чрезвычайные меры безопасности, даже иностранный дипломат сможет попасть во дворец, лишь после предварительного звонка и, получив пропуск либо устное указание начальника охраны, пропустить. Не было никаких предварительных звонков, так что охрана любого дипломата, будь он трижды посол, внутрь не пропустит…

Ну, никакой ловушки, конечно — за воротами у черного «ДС» посла с советским флажком на правом крыле нервно прохаживался доподлинный товарищ Нифантьев из посольства, мелкая сошка, не имеющая даже дипломатического статуса, собственно говоря, шестерка при после, чье единственное достоинство — приличное знание французского. Быть может, и у него сыщется второе дно, может постукивать на посла куда следует, такие вот серые кролики сплошь и рядом стучат, как птичка дятел, — но это уже другое…

Не узнавши его в первый миг, Нифантьев покрутил головой:

— Вырядили они вас…

— Выряжают на маскараде, — сухо сказал Мазур, не видевший никакого смысла общаться с кроликом вежливо-светски. — А то — парадный генеральский мундир.

— Да ладно, ладно… — товарищ Нифантьев прямо-таки пританцовывал от нетерпения. — Я ничего такого и не имел в виду, раз надо — значит надо… Товарищ посол просит вас немедленно приехать, ну буквально немедленно, без всяких отговорок…

— Что случилось? — тихо спросил Мазур.

— Представления не имею, — Нифантьев бросился к задней дверце и торопливо распахнул ее перед Мазуром. — Нам не докладывают, мы люди маленькие. Сказано только, чтобы немедленно…

Чуть пожав плечами, Мазур уселся в машину, сняв предварительно кепи — из-за высокого султана. Черт, в самом деле, что у них там такое стряслось?

Самое скверное — быть может, ничего и не стряслось, с точки зрения посольских. Нельзя исключать, что посол получил сверху бумагу с теми самыми указаниями, которых Мазур боялся не на шутку, но должен был исполнять, как миленький. Ну да, такие указания солидности ради шли бы не через Лаврика, а через посла. Господи, пронеси…

Войдя в кабинет посла во всем своем дурацком генеральском блеске, Мазур еще на пороге подумал: нет, кажется, здесь что-то другое… Посол (от королевских щедрот украшенный Звездой Свободы низшей, четвертой степени, ну, орден, правда, высший) выглядел сквернейшим образом: ссутулился в кресле, уставясь на Мазура глазами побитой собаки, и это что-то не походило на обычные похмельные страдания.

Мало того! Взору Мазура предстало нечто неслыханное, невиданное, нереальное во времена бушевавшей на просторах Отечества антиалкогольной кампании: на пустом от бумаг столе перед послом стояла едва початая бутылка коньяка, и он не шелохнулся, не сделал ни малейших поползновений спрятать ее с ловкостью фокусника, как прежде поступил бы, заслышав о любом визитере. Пожалуй, что-то да случилось…

— Садитесь уж, Кирилл Степаныч, — страдальческим тоном вымолвил посол. — Как вас нарядили и увешали…