Олекса Белобров - Волчье правило

– Ты, старлей, мне х…ю не пори! – забрызгал слюной контрик. – Где оружие твое?

– Мой автомат АКС-74, производства Ижевского оружейного завода, заводской серии ОР, за номером 8754039, – спокойно отвечал старший лейтенант (в воспоминаниях маячили искусительные женские губы), – был разбит осколками тяжелого снаряда системы 2С5 «Гиацинт», когда висел у меня за спиной, после чего был мною выброшен на месте происшествия, как металлолом…

– А другое оружие? Где оно?! – Гнус вскочил на ноги, и с пеной у рта заорал так, что в палатку заглянул какой-то офицер, но, увидев сцену допроса, проходившего в лучших традициях злой памяти Лаврентия Павловича, быстро ретировался. – Говори, придурок! – вопил особист. – Ты у меня петухом на нарах в скором времени запоешь!

– Я обязан предупредить вас, уважаемый товарищ майор, – флегматично отвечал Хантер (мысленно крепко обнимая стройное женское тело), – что я, как коммунист, обязательно подам заявление в партийный комитет, дабы вас привлекли к партийной ответственности за поступки, не отвечающие требованиям морального кодекса строителя коммунизма…

– Ты не очень-то п…и, старлей, – немного подешевел Гнус после напоминания о партийной ответственности. – Лучше рассказывай – куда оружие подевал?

– Я уже все рассказал подполковнику Михалкину, – (Сашка купался в теплом ручье после первого удачного знакомства с Оксаной). – Могу повторить, – он смотрел перед собой, словно читал какой-то текст. На самом деле это было лишь оболочкой настоящих эмоций (в воспоминаниях он знакомился с красавицей вторично…).

– Всю эту х…ю, Петренко, – закуривая, продолжил Гнус, – я уже читал. Ты можешь, что угодно впаривать своим коллегам-политработникам, а у меня ты заговоришь по-настоящему! – он вновь перешел на крик, усаживаясь на стол просто перед Хантером, обдавая запахом дорогого одеколона.

– Должен предупредить вас, – Александр флегматично долбил дятлом (начиная третье знакомство с волшебной землячкой), – что я, как коммунист, имею право обратиться по партийной линии в любую инстанцию, напрямую. Рядом находится кунг ЧВС армии генерал-майора Захарова Александра Ивановича, к которому я обязательно нанесу визит по окончании допроса. Я не совершил преступления, я не смещен с должности и поэтому я имею право обжаловать ваше грубое поведение, товарищ майор! – Хантер безразлично выговаривал отточенную фразу (вспоминая, каким образом закончилось третье знакомство с красавицей).

Подобная тактика сбила с толку наглого Иванова-Гнуса.

– Ты мне не грози! – заорал он, тем самым переходя к обороне. – У меня своя подчиненность!

– Устав КПСС – единый для всех. – Александр (лежа под темпераментной наездницей) являл собой образец вежливости.

– Пиши, мать твою, – майор бросил чистые листки под Сашкины руки. – Пиши чистосердечное признание и явку с повинной, а я похлопочу за тебя. – Он использовал старую, как мир и гнилую, как яблоки-паданки, тактику кэгэбистских и ментовских следователей. – Чтобы подвести тебя под амнистию…

– Ничего, товарищ майор, – (молодые люди занялись любовью прямо в ручье), – я писать не буду. Во-первых, мне не в чем раскаиваться, а во-вторых, после контузии я не могу сфокусировать зрение на мелких деталях, к тому же, тремор. – Старлей продемонстрировал сбитые в кровь и загорелые до черноты дрожавшие пальцы. – Пишите вы сами, – предложил он. – А я, после того как прочитаю, подпишу, дескать, с моих слов записано верно…

Такого Иванов вообще не ожидал. Делать что-либо собственноручно он не хотел, всегда и везде выставляя себя с выгодной стороны. Методы шантажа и запугивания, которым он отдавал явное предпочтение, стали притчей во языцех у всех военнослужащих бригады, от комбрига, до «крайнего» солдата ремроты.

Сама мысль о том, что он будет сидеть возле какого-то малахольного старлея, тратя драгоценное контрразведывательное время, которое можно было с пользой использовать на поиск щупальцев империалистических разведок где-нибудь в веселой компании в Джелалабадском госпитале, вызвала у контрика глубокий пессимизм и искренне негодование.

– Вот как ты заговорил! – перешел Гнус на змеиное шипение (не мешая, однако, любовникам шлифовать мастерство, достойное страниц Камасутры). – Ничего, я посмотрю – как ты у меня запоешь после прокуратуры! Скажи мне еще, что ты и по майору Волку не стрелял из трофейного АПС? – ощерился хищной улыбкой особист, лапая себя по безобразной деревянной кобуре.

– Я должен сделать официальное заявление, – заговорил могильным тоном Хантер (с силой раз за разом прижимая красавицу к афганским грунтам, покрытых тройным слоем десантных спальных мешков). – Что все попытки навязать мне покушение на убийство майора Волка является ничем иным, как стремлением дискредитировать меня перед личным составом, партийной и комсомольской организациями вверенного мне подразделения!

– Вижу, что ты хорошо подготовился. – Наглец вытер лоб свежим белым платочком. – Я имею сведения, что на боевых ты передвигался весь обвешанный трофейным оружием. Вот у меня записано. – Он открыл блокнот. – На тебе чего только не видели: пистолет Стечкина, револьвер неизвестной конструкции, немецкий штык-нож, китайский штык-нож, израильской пулемет-пистолет «Узи», итальянский автоматический пистолет «Беретта». – Гнус выказал просто потрясающую осведомленность.

– Ты разве не знаешь приказа командующего армией – сдавать по описи любую единицу любого трофейного оружия? – мерзко улыбаясь, приблизил он свою морду к Александру (который стремительно приближался к очередному ночному оргазму).

– Знаю, – усмехнулся афганский Казанова. – Тем не менее единственное, что у меня было, – это пистолет автоматический системы Стечкина, – он умело соединил правду с вымыслом. – Я передал его полковнику Худайбердыеву из политуправления ТуркВО, так как это оружие при жизни принадлежало вашему коллеге – майору КГБ Аникееву, зверски замученному в душманском плену. Через ваших коллег пистолет должен попасть в семью погибшего сотрудника КГБ СССР…

– Ты из меня слезу не выжимай! – поперхнулся дымом майор. – Остальные трофеи где? – Видно было, что история с Аникеевым и его оружием оказались для него новостью.

– Остальные трофеи остались в воображении ваших стукачей, – (Александр не отвлекался от настоящей мужчинской работы). – То есть, прошу извинения, информаторов, товарищ майор.

– Ты не п…ди, – тяжело дыша, словно разгружал вагоны, проговорил майор. – Все одно я тебя расколю!

– Каждый имеет право на ошибку, как сказал великий Омар Хайям, – промолвил Петренко, вспомнив привычку Худайбердыева украшать свои речи выражениями восточных классиков.