Георгий Миронов - Анаконда

До вечера было время. Таисия с оттягивающей плечо сумкой шаталась по городу; в одном месте, в ресторанчике на открытом воздухе, жадно съела две сосиски, запив их баночкой пива; в другом выпила чашку кофе с марципаном. Часов в восемь вечера она заняла точку перед окном квартиры доктора.

Конечно, напуганный взрывом, он мог и не ночевать дома. Но, с другой стороны, где еще человеку и спрятаться от грозящей ему опасности, как не у себя дома?

И точно. Свет зажегся в 20.30. Где был доктор, на какие рычаги, пытаясь уйти от неожиданностей и превратностей судьбы, нажимал, кому звонил? Скорее всего связывался с Раумницем. С Анной Митрофановной. С Мадам. На Хозяйку у него и выходов не было. Но Мадам — в Азии. Раумниц плохо себя чувствует, его к телефону не зовут. А Анна Митрофановна на сегодняшний день, моделируя и такое развитие событий, соскочила со связи.

В полицию он идти, конечно же, не решился. Криминальных структур, способных быстро обеспечить «крышу», у доктора не было. Он сделал единственно возможное, что мог сделать за полдня, — нанял частного детектива в бюро «Панцеркляйн». И этот охранник, дюжий, добродушный с виду парень, торчал столбом у подъезда доктора уже полчаса.

«Хорошо, если бабки вперед взял», — равнодушно подумала Таисия. Но, честно говоря, судьба и материальное благосостояние этого австрийского парня не сильно ее беспокоили.

Стало темнеть. Таисия натянула на глаза прибор ночного видения. Инфракрасные лучи позволяли видеть все, что происходило за плотными шторами. Ну если не подробности, то передвижение крупных тел, безусловно. Судя по всему, в комнате был всего один человек. И человек этот не мог быть не кем другим, как доктором Брунксом. Было видно, как человек продолжает звонить по сотовому телефону, пьет пиво из горлышка бутылки, курит, снова говорит по телефону. Наконец, перестав суетиться, уселся в кресло перед телевизором и, продолжая затягиваться сигаретой, медленно тянул пиво из высокой банки.

«Туборг», наверное», — лениво шевельнулась мысль в голове Таисии.

Она собрала винтовку, пристроила оптический прицел, прибор лазерного наведения, сориентировалась по затылку человека, сидевшего у телевизора, еще раз подумала: «Неужели и на этот раз ускользнет?» Прицелилась, дождалась, когда красная точка остановилась на голове «объекта», и плавно спустила курок.

Головы как не бывало.

Либо она промазала и доктор теперь лежит, прижавшись потным брюхом и мокрыми штанами к ворсистому ковру, либо пуля со смещенным центром тяжести просто разнесла, как арбуз, хитроумную голову герра Брункса.

Скорее всего все-таки второе.

Она собрала оружие, упаковала в сумку, прислушалась. В парке было тихо. Выстрел из «глушняка» не перебудил улочку. В соседней школе вообще давно никого не было. Но и из окон жилых домов не появилось ни одной встревоженной морды.

Набрала номер доктора на сотовом телефоне. Ни звука. Набрала номер полиции, который ей передал Пидус. Сказала выученную по-немецки фразу, суть которой сводилась к тому, что она слышала, как в соседней квартире раздался выстрел. Назвала адрес. Дождалась, пока приехала машина полиции. Потом пока приехала машина «Скорой помощи». Потом, пока на носилках не вытащили застегнутого в черный пластиковый мешок на «молнии» доктора Брункса. И только после этого, удостоверившись, что задание выполнено, повернулась, чтобы уйти.

Но...

Прямо в лоб ей был направлен «глушняк», накрученный на надежный «вальтер». От «вальтера» глаз ее метнулся к потной волосатой руке, а от нее — к еще более потной, но гладко выбритой противной роже Пидуса.

— Извини, голубка, ты все сделала, как надо. То, что не сразу, значения не имеет. Суть в том, что ты сделала ВСЕ. И от тебя теперь хлопот больше, чем пользы. Международный розыск — это международный розыск. Он не такой быстрый, но тако-о-ой надежный! Тебя все равно возьмут. Не в Австрии, так в Польше. Зачем организации такие хлопоты? Ты извини, что я так разболтался. Я чистильщик. Нет-нет, даже не думай! Не дергайся! Я стреляю очень быстро. Я же тебе сказал — я чистильщик. У меня таких, как ты, пять в год. А что разговорился, так слабость у меня такая, люблю перед смертью разъяснить человеку, что его конец закономерен, что выбора у него нет. Тогда умирать легче.

— Умирать всегда тяжело, — хрипло выдавила из себя Таисия, мучительно, до боли в висках перебирая варианты спасения. Но, увы, оружие уже надежно упаковано в сумку, Пидус стоял близко, но не настолько, чтобы незаметно врезать ему коленом по яйцам. Заметит движение и нажмет курок. Но и не настолько далеко, чтобы успеть метнуться за дерево. Конец? Конец.

— А если...

— Никаких «если». Это ведь не моя прихоть. Это приказ. А приказы, сама знаешь, в организации выполняются неукоснительно. Ты в Бога веришь?

— Нет.

— Тогда не буду предлагать тебе помолиться. У меня сегодня дел еще... Может, что передать кому?

— У меня никого нет.

— Тогда умирать легче.

— Умирать всегда тяжело.

Алиса села в машину, достала из «бардачка» пачку крепких греческих сигарет, закурила. Конечно, когда куришь сигареты без фильтра, отдельные табачинки лезут в рот, отвлекают от приятного занятия. Но и кайф совсем другой. Вдохнешь крепкий, почти махорочный дым, и он словно теркой продерет горло, и в голову ударит, и в верхушках легких образуется некая сладость, приглушающая ту боль, которая всегда возникает в груди, когда долго не курила.

С последней сигареты прошло больше часа. Для курильщика, выкуривающего пачку в день, тот промежуток, который выдерживаешь с трудом. Еще немного, кажется, и грудь разорвет. Конечно, у наркоманов ломка покруче, но и у страстных курильщиков своя ломка.

Ах, как сладка, как вкусна, как желанна сигарета, выкуренная после долгого перерыва!

Ну, вот и все. Еще одна, как говорится, зарубка. Это во время войны снайперы делают зарубки на своих винтовках. Киллер такими романтическими игрушками не балуется, да и зарубки делать не на чем. Если бы она делала зарубки на одном пистолете, из которого стреляла, вся рукоятка была бы давно изуродована. А у нее и стволы менялись. Тогда как? Каждый раз, как появится новый ствол, заново и зарубки делать? Это пусть киллеры-пенсионеры на стариковских палочках зарубки делают. Хотя, конечно, киллеры редко доживают до старости. Если вообще кто-нибудь доживает.

«Почему даже удачливые киллеры недолго живут?!» — подумала Алиса, поворачивая ключ зажигания.

Взрыва она не слышала. И ничего не почувствовала. И, конечно же, не успела дать даже примерный ответ на свой вопрос. Хотя, наверное, самим фактом своей ужасной смерти ответила, почему киллеры редко встречаются среди долгожителей. Да потому, что всегда наступает момент, когда от них дешевле избавиться. И дело не в том, что они слишком много знают.