Георгий Миронов - Анаконда

В старом доме давно уже не пахло свежими пирогами...

«Ничего, пироги в старом возрасте вредны», — успокоил себя адмирал. Он отщипнул кусочек печенья, сделал глоток чаю, протер руки носовым платком и достал бархатный планшет с нагрудными знаками Русской армии XIX века, которые начал собирать еще его дед.

— Это знак Одесского уланского полка, серебряный, с эмалью, — словно незримо присутствующим в кабинете слушателям рассказывал он. — А этот, в виде двуглавого орла с короной, со знаком ордена в центре и щитом, на котором монограмма «Н» и корона, знак Николаевского кадетского корпуса. Этот знак 5-го Калужского пехотного полка из вызолоченной бронзы был изготовлен в 1905 году в связи со столетием образования полка.

Он отхлебнул чаю, прислушался, показалось, что в дверь звонят. Но нет. Тихо.

Погладил старческими сухонькими пальцами строгий знак Алексеевского военного училища.

Каждый из знаков — произведение искусства. Заказывались они все в частных ювелирных мастерских. Так что один и тот же знак одного и того же учебного военного заведения мог иметь различные отклонения от единой модели. И коллекционеры это всегда очень ценили. «Видимо, — задумавшись на минуту, решил адмирал, — разные выпуски заказывали себе знаки в различных ювелирных мастерских, отсюда и многообразие. Да если еще учесть, что один и тот же знак мог быть сделан в меди, серебре, золоте, вот и представление о многообразии встречаемых вариантов. А от этого и цена у коллекционеров разная. Вот, скажем, этот знак Алексеевского военного училища выполнен в серебре и стоит по последнему каталогу 300 долларов, а этот — того же, 1864 года, без короны, в меди с позолотой, и стоимость его — 100 долларов».

Конечно, главный критерий — редкость знака. Но и материал играет роль...

Адмирал достал подушечку, на которой были аккуратно закреплены фрагменты цепи ордена ев. Андрея Первозванного. Хотя и фрагменты, а не сохранившаяся цепь середины XIX века, но золото, изумительная работа! По каталогу 1997 года оценивается в 25 тысяч долларов.

А вот сохранившаяся цепь царских орденов. Тут тоже золото, но ордена — в миниатюре. И стоимость сразу падает — всего 1100 долларов.

А вот его любимцы: орден св.Станислава и звезда к нему XIX века. Золото, серебро, эмаль. По каталогу — 4500 долларов.

В целом коллекция орденов адмирала Воропаева оценивалась в 500 тысяч долларов. Но адмирал знал людей, которые с готовностью выложили бы вдвое больше. То есть весь миллион, если бы коллекцию адмирал продал не по частям, а целиком.

На собирание ведь уходят десятилетия, а то и столетия. Если продавать по частям, по отдельности каждый орден и знак в соответствии с ценами, указанными в каталогах, то действительно выходит 500 тысяч долларов. А целиком коллекция вполне могла быть оценена в миллион.

Весь фокус в том, что он не собирался продавать ее ни целиком, ни частями. Он завещал ее Военно-морскому музею с обязательной оговоркой — коллекция поступает в музей после его смерти, экспонируется в одном зале, полностью, с указанием, что это — дар семьи потомственного русского моряка, адмирала Воропаева.

— Звонят, что ли? — опять прислушался адмирал. Уже минут пять как ему казалось, что в прихожей, отстоявшей от кабинета довольно далеко, слышатся какие-то звуки. На звонок не похоже. Что еще может быть?

Мастер, который ставил стальную дверь, уверял, что открыть ее без ключа невозможно. Разве что выбить точным попаданием корабельного орудия. «Но из «Авроры» сюда не до- стрельнуть, — коротко хохотнул адмирал, — а других боевых кораблей поблизости, кажется, нет».

Кабы знал адмирал, что секрет свой мастер продал за пять тысяч долларов симпатичной дамочке, не был бы так спокоен. Мастер поддался искушению, поверил, что ничего худого бабенка адмиралу, которому мастер симпатизировал, не сделает.

— Орденок один возьму и все, — обещала бабенка. Что я, зверь какой, адмирала вашего обижать!

Поверил мастер. А зря.

Обидела Галя адмирала.

Как вошла, так сразу и обидела. Не стала время тратить на другие, медленные способы устранения нежелательного объекта, благо что квартира отдельная, звукоизоляция в старом доме отличная.

Вошла Галя в кабинет да с порога и выстрелила в грудь адмиралу.

Бывает же такое. Сколько войн прошел, пришлось поплавать и в финскую, и в Великую Отечественную, и даже успел на своей подлодке к берегам Японии сходить в 45-м. Ни одной царапины.

И сердце было у адмирала крепкое. Еще послужило бы сердце моряку. Кабы не вошла в него пулька, выпущенная из «глока» с глушителем.

Стреляла Галя метко, так что не мучился адмирал. Успел только сильно удивиться — вот какая она, оказывается, смерть. Закрыл глаза. Услышал голос папеньки, зовущий его. Почувствовал запах пирогов, доносящийся из дальней кухни. Удались пироги у Пелагеи! Увидел яркий свет.

И умер.

А собрать его коллекцию в кофр — дело минут. Хорошая была наводка.

Дождь лил как из ведра. Временами, обозленный на весь свет, словно раздосадованный победой союзнических войск над вермахтом, лупил по черепичным крышам Фленсбурга крупными градинами.

Штандартенфюрер Краузе шел, почти прижимаясь мокрым плечом к кирпичным стенам длинного пакгауза.

Выглянула луна, осветив причудливым, свинцовым светом висевшее на стене объявление.

Краузе прислушался. Шагов патруля или случайного прохожего слышно не было. Тогда он приблизил глаза к белому листу бумаги и прочитал:

«Приказ коменданта города Фленсбурга

Сообщаю гражданам города Фленсбурга, что национал-социалистская немецкая рабочая партия Германии и все подчиненные ей организации в городе Фленсбурге распущены. Руководящему составу всех городских учреждений НСДАП, гестапо, жандармерии и других государственных учреждений в течение 48 часов явиться на регистрацию.

В течение 72 часов на регистрацию также обязаны явиться все военнослужащие немецкой армии, войск СС.

Лица, имеющие огнестрельное и холодное оружие, боеприпасы, взрывчатые вещества, радиоприемники и радиопередатчики, фотоаппараты, автомашины, мотоциклы и горюче-смазочные материалы, обязаны все перечисленное сдать в районные военные комендатуры.

Населению города запрещается выходить из домов и появляться на улицах с 22.00 вечера до 8.00 утра».

Краузе глянул на часы. Его были отобраны вместе с ремнем и шнурками, но часы, взятые им в качестве трофея у английского капрала, оказались ничем не хуже.

Разумеется, он попадал под карательные санкции в случае его обнаружения хотя бы в качестве нарушителя комендантского часа.

Что ему грозило за убийство английского капрала, об этом старался не думать. И вообще старался не думать об этом злосчастном капрале: несмотря на невысокое звание, он был скорее всего сверстником Краузе, носил одежду и обувь его размера; возможно, как и Краузе, его где-то ждали жена и дети.