Сергей Зверев - Бешеные горы

— Что слышал, — сказал Бурый. — Уходи, ты мешаешь мне отдыхать.

Он правильно рассчитал. Его жизнь была дорога Мураду. Отсюда хорошая пища, чистая вода и относительно мягкие условие содержания. И он мог позволить себе диктовать условия — в известных пределах. Что и доказали последующие события.

— Ты! — взревел носатый. — Ты мне приказываешь?! Грязная собака…

Он уже поднял автомат, собираясь, должно быть, прошить наглеца очередью. Но тут ему резко что-то сказал один из охранников, его поддержал другой.

Носач, сведя в одну линию свои и без того сросшиеся брови, угрюмо их выслушал, плюнул на пол, в сторону Бурого, и быстро вышел вон.

Вслед за ним вышли другие охранники, забрав фонарь и тщательно заперев дверь.

Некоторое время пленники сидели молча, не видя друг друга в сгустившейся тьме. Бурый слышал только дыхание Калмыка, учащенное, как будто тот быстро взбежал на гору.

— Ты сильно рисковал, — заметил он вполголоса.

— Ты больше, — отозвался Калмык, звякнув цепью, как будто извинялся. — Зачем?

— А чтоб тебе веселей было, — сказал Бурый.

— Да уж, весело… — проговорил скрипучим голосом Калмык. — Дальше некуда.

Бурый повозился в темноте, сел на нары. Потом встал и начал ходить взад-вперед.

— Что ты делаешь? — спросил Калмык, не сразу определив на слух, что происходит.

— Гуляю, — ответил Бурый.

Он в самом деле гулял: четыре шага в одну сторону, четыре в другую, — насколько позволяла цепь. И прислушивался к своему организму. Пока вроде ничего, ноги, во всяком случае, держат. И то неплохо.

— Отличное время для прогулки, — фыркнул Калмык.

— Главное, не мешает никто, — серьезно заметил Глеб.

— Гуляй не гуляй, дальше цепи не уйдешь.

Бурый помолчал, ритмично отмеряя шаги.

— Не пойму я тебя, Артур, — сказал он. — Вроде молодой, веселый, а ворчишь как дед.

— Потому что о завтрашнем дне думаю, — немедленно ответил Калмык.

— Завтрашний день не хуже и не лучше сегодняшнего, — возразил Глеб. — Как и любой другой день. А у тебя их будет много, этих дней, и запариваться по поводу одного из них я тебе не советую.

— Это потому что… — запальчиво начал Калмык.

— Не надо, Артур! — перебил Глеб. — Когда все закончится, тебе стыдно будет. Я знаю. Не надо.

Калмык замолчал, не подавая в темноте признаков жизни. Даже дыхания не было слышно, как будто он умер или улетучился сквозь стены.

Бурый еще какое-то время ходил взад-вперед, мерно позванивая цепью. В одну сторону он шел прямо на дверь, едва светившуюся узкими щелями и прорезью вверху, в другую — шагал прямо в темноту, до тех пор, пока не натянется цепь. Потом разворачивался и шел обратно. И думал. Думал, думал безостановочно.

Замок нет смысла ковырять дальше. Тут народ ушлый, они прекрасно знают, что пленники — все одинаковые, и первым делом будут стараться освободиться от цепи. Поэтому замки тут надежные, шпилькой или гвоздиком не откроешь. Значит, этот вариант отпадает. К тому же прозевали самое удобное время для нападения — ужин. Когда все охранники были вместе и всех их можно было разом положить в этом сарайчике.

Теперь об этом бесполезно и думать. Надо пробовать следующий вариант. А именно: тот, который изначально предлагал Калмык. Лучшего все равно нет. А тут процентов тридцать на успех все-таки имеется. Особенно если этот план несколько подкорректировать, с учетом полученного опыта.

— Артур, — остановившись посреди камеры, сказал Глеб, — начинаем работать.

В темноте звякнула цепь Калмыка.

— То есть? — спросил он тихо.

— То и есть! — весело сказал Бурый. — Твой вариант. Только с моим сценарием.

— Не понял…

— Сейчас поймешь.

Глеб подробно объяснил Калмыку, что он задумал. Тот слушал вначале молча, затем постепенно тоже начал подавать голос.

Заканчивали обсуждение они уже вместе, тщательно распределяя роли и порядок действий.

— Главное, не торопись, — наставлял Бурый. — И помни про длину цепи.

— Помню, — заверил Калмык жарким шепотом. — Пусть только он ко мне приблизится…

— Ко мне, — строго поправил Бурый. — Ко мне, Артур. И никакой импровизации. В данном случае это может обернуться… сам знаешь чем.

— Знаю, — отозвался из темноты Калмык. — Я понял.

Он был несколько перевозбужден, но сейчас это самое подходящее для затеянной ими авантюры состояние. И играть не надо, все по-настоящему.

— Все, — сказал Бурый, — расходимся. Через пять минут начинаем.

— Прости, — огрызнулся Калмык, — часы забыл.

— А ты считай секунды, — пошутил Бурый, — не ошибешься.

Его порадовало состояние Калмыка. Злобен, решителен, настроен на схватку, но и нет излишней агрессивности, способной помешать делу. В общем, то, что нужно.

Он лег на нары, расслабленно вытянул руки, закрыл глаза: все равно смотреть не на что. И обратился в слух. Теперь главное — слушать.

Пять минут текли мучительно долго — как и любой промежуток времени, после которого судьба может круто измениться, вплоть до самого худшего и уже непоправимого исхода. Но думать так — только близить этот исход. Поэтому Бурый, не тратя напрасно время, вылавливал чутким ухом из темноты каждый звук, могущий увеличить их шансы на спасение еще на один процент.

Затих в ожидании и Калмык — точно в камень превратился. Должно быть, действительно считал секунды. А что, помогает держать нервную систему в норме. И слушать не мешает. Тем более что слух у Калмыка — как у совы. В чем Бурый спустя короткое время и убедился.

— Это он! — прошептал Калмык, сдерживая нетерпение в голосе. — Я его узнал.

— Точно? — спросил Бурый.

Пять минут еще не прошли, и он боялся, как бы спешка Калмыка не объяснялась банальной игрой нервов. Но Калмык настаивал на своем.

— Он! — уверенно повторил он. — Они там курят, и он стоит. Я его поганый голос за сто километров узнаю.

— Любишь ты его, — вздохнул Бурый.

— Не то слово! — подхватил Калмык. — Зацеловал бы до смерти.

— Ладно, — сдался Бурый. — Начинай. Но только…

Он не договорил. Потому что Калмык, резко поднявшись, вдруг прокричал в темноте короткую фразу на местном языке, почти в совершенстве подражая гортанному выговору горцев.

«Полиглот, — мелькнуло в голове у Глеба. — Такие способности пропадают…»

Некоторое время было тихо.

— Что ты ему сказал? — спросил Бурый.

— Сказал, что он трусливый шакал, — ответил Калмык, вслушиваясь в тишину. — И сын шакала.

— Хорошее начало, — одобрил Бурый. — Только как-то мягковато…

— Сейчас добавлю, — заверил Калмык.

Он снова что-то прокричал, прибавив к сказанному злой, глумливый смешок.

«В точности как они, — усмехнулся про себя Бурый. — Ну хорошо же он у них поучился!»

Калмык, войдя в раж, снова заорал, прибавив к местным ругательствам пару слов на великом, могучем.