Николай Чергинец - Русское братство

Степаненко не выдержал такой бесцеремонности. Он с трудом владел собой.

— Перестаньте, — с утробным рычанием проговорил он, еле сдерживаясь. — Закройте тело!

— А кто ты такой, а? Что ты здесь раскомандовался? — возмутился вдруг человек в штатском. — А ну предъяви документы?

— Я сотрудник ФСБ… — начал было Степаненко, но командир омоновцев вдруг выхватил пистолет из кобуры и уставил его на Максима.

— Лицом к стене, живо! — рявкнул разозленный офицер.

— Вы не имеете никакого человеческого права так относится к жертве… — в тон ему грубо произнес Степаненко, но, подняв руки, повернулся лицом к стене.

— Разговорчики! — крикнул омоновец. — Московская неженка…

— Я буду жаловаться… Вы не имеете права задерживать меня. И обыскивать.

— Права качаешь?! Если еще раз раскроешь пасть, получишь по морде! — вскричал омоновец. — Пентюхов! Анищенко! — позвал он подчиненных, стоявших где-то на лестнице.

— Пусть поговорит, легче станет… — проворчал человек в штатском. Его руки зашарили по одежде Максима.

— Вы теряете время. Я из Москвы… Здесь по делу, веду расследование…

Оперативник обыскивал Максима не тщательно, лишь для виду. Тем не менее отобрал мобильник, прочитал марку:

— Ого, «Эриксон»?

Потом извлек пистолет из подплечной кобуры, портмоне, увидев водительские права, сунул их обратно в портмоне и по скотской милицейской привычке запихнул его к себе в карман. Прибинтованная к ноге граната-имитатор осталась необнаруженной. Это уже плюс, маленький, но плюс. Впрочем, граната вряд ли понадобится. Влип, так влип.

В это время в проеме входной двери появились два рядовых омоновца.

— Отставить, — приказал им командир. — И снимите оцепление. Ни хрена тут нет…

— Давай, собирайся, — проговорил человек в штатском, обращаясь к Степаненко. — Поедешь с нами. И давай без фокусов. Еще посмотрим, что ты за хрен.

Степаненко понял, что если он поедет с этими ментами, его наверняка задержат до утра. А завтра, чтобы его отпустили, придется звонить в Москву, в управление… Надо попытаться бежать. Но как?

Он вопросительно взглянул на старикана. Тот стоял в стороне, прислонившись к стене, словно то, что происходило в его квартире, его никак не касалось.

«Странно, — подумал Степаненко, — а если все это подстроено?! И этот услужливый и такой добрый старикан с самого начала играл против него. Хуже всего, что отобрали пистолет… Напасть на этих двух, отобрать оружие… Второй этаж… По балкону спуститься? Подождать, пока снимут оцепление… Можно задействовать гранату-имитатор… Но как? Взрыв в квартире оглушит его самого…»

Степаненко вроде ненароком взглянул в проем распахнутой двери. Ни на лестничной площадке, ни на самой лестнице между первым и вторым этажом никого не было. Подозрительная беспечность… Впрочем, омоновцы могли спуститься вниз и сейчас курят перед входом в подъезд, уверенные в том, что их отцы-коман-диры в безопасности, а другого выхода из дома не существует.

Степаненко вспомнил, что на промежуточной лестничной площадке между этажами есть окно, нижняя фрамуга которого по причине жаркой летней погоды оставалась до сих пор открыта.

Насколько он помнил, под окном был небольшой палисадник. Оглушить двоих? Рвануть на лестничную площадку и выпрыгнуть в окно?! А если дом окружен и его сразу схватят?! Хорошо, если схватят, а если пульнут из АКСУ?

Тут Степаненко увидел: старик покосился на омоновца, потом резко перевел глаза на оперативника в штатском. Все эти движения глазами он проделал быстро и украдкой.

Степаненко понял старика. Понял, что старик предлагает напасть на ментов. Он прочел в его взгляде, что только таким образом можно избежать неприятностей по работе.

Оперативник то опять рассматривал труп, то разглагольствовал что-то насчет московской фанаберии, увлекся и совсем не следил за Степаненко.

Максим подумал, что если старик набросится на командира омоновцев и хотя бы на несколько секунд задержит его, сам он сможет без труда справиться с оперативником. Внезапность нападения решит все. Затем бросить вниз на лестницу гранату-имитатор и выпрыгнуть через фрамугу.

Трудность всего этого возможного мероприятия состояла в том, что кому-то из них, Максиму или старику, надо было начинать первому. Мог ли Степаненко довериться бывшему чекисту, в квартире которого только что убили человека? Вот старый хрыч, опять подмигивает… Нет, это неспроста. А вдруг это очередная ловушка, провокация? В самом деле, каким образом старик остался цел и невредим в доме, в котором зарезали ножом женщину? Голова трещала от напряжения. Степаненко понимал, что старик тоже рискует, но рискует ради него. У него не было выбора, нужно было довериться лысому черту…

Степаненко понял, что если он хочет, чтобы события развивались по его, заранее обдуманному сценарию, свое инкогнито он должен обеспечить. То, что он в Арсеньевске, знали только Соха дзе и Шмаков.

Есть ли Шмакову резон после смерти жены сообщать в Москву, что Степаненко был в Арсеньевске? В первый раз сообщил, чтобы отбить у него охоту быть здесь. Но теперь ему уже все равно. Впрочем, Шмаков в любом случае непотопляем; вместе с ним непотопляемы все: руководство города, в конце концов, области. Все у них схвачено… Все куплено, все продано…

Степаненко неожиданно для самого себя крякнул и плотненько въехал резким движением руки в солнечное сплетение оперативника. Тот громко вякнул, стал хватать ртом воздух… Омоновец залапал рукой по кобуре. Старик в свою очередь крякнул, ухватил омоновца за правую руку, а левой стал хлестать его по обеим щекам. Сильно, наотмашь, правда, несколько по-бабьи. Это произвело неожиданный эффект. Омоновец очумело отступал, потом заорал во всю мощь своих легких:

— Сюда! Эй!

Степаненко не смог выдернуть свой пистолет из рук оперативника. Тот уцепился в оружие мертво. Тогда он сунул руку во внутренний карман куртки оперативника, вывернул мобильник и свое портмоне вместе с карманом. Скользнул в дверь, в два шага спустился на площадку, рванул гранату-имитатор с голени, выдернул кольцо, швырнул на лестницу, перекинул тело через раму, повис на руках, оттолкнулся ногой от стены, прыгнул в темноту.

Оглушающий взрыв потряс дом. С верхних этажей на Максима посыпалось стекло. Он вскочил и бросился через улицу. Кажется, оцепления нет. Вскочил в спасительную тень уличных деревьев и быстро пошел прочь.

Он не знал, сколько он пересек улиц, проулков, прежде чем почувствовал себя в безопасности. Ему показалось, что бегство было не совсем продуманным действием. Ведь теперь вдобавок к тому, что за ним охотились бандиты, разыскивала милиция, за ним станут рыскать омоновцы, искать как сбежавшего с места преступления. По крайней мере так будет формулироваться в оперативках. Взял и сбежал, хотя прямого отношения к убийству женщины не имел. Его уход станут расценивать не иначе как причастность к убийству, по крайней мере, как важного свидетеля.