Вадим Россик - Репетитор

– Виктор Юрьевич просил передать, что все убытки будут возмещены. У вас, господин Баринов, нет никаких предположений, кто бы мог на вас напасть?

– Теряюсь в догадках, кому я мог помешать. Возможно, меня с кем-то спутали?

Тарантул сказал:

– Мы сейчас наводим справки по своим каналам. Наша служба могла бы организовать вам круглосуточную охрану. И здесь, и в ФРГ.

– Спасибо, но я предпочитаю работать совершенно самостоятельно, – отказался я. – Ваши люди будут мне только мешать. Да и никакая охрана не сможет обеспечить стопроцентной безопасности. Не мне вам об этом говорить.

– Что ж, вам лучше знать, – согласился со мной Тарантул.

– Что нового в Кельне? – сменил я тему.

– Пока ничего. Наши сотрудники проверяют все германские контакты Никаси. Однако до сих пор никаких следов девушки не обнаружено.

– Значит, все договоренности остаются в силе? – подытожил я разговор.

– Да, конечно. Если вы не передумали, то… Кстати, мы можем в понедельник отвезти вас в аэропорт, – любезно предложил Тарантул.

– Не нужно. Меня подбросят до Шереметьево знакомые, – опять отказался я.

– Ну, что же, тогда – до понедельника! – попрощался Тарантул и выключил телефон.

Мощные двигатели Аэробуса А320 убаюкивали своим ровным гулом. Большинство пассажиров рейса Москва-Дюссельдорф авиакомпании «Люфтганза» мирно дремали, удобно устроившись в своих креслах. Сашка крепко спала рядом со мной у окна, опустив спинку сиденья. Я, следуя ее соблазнительному примеру, тоже закрыл глаза и постарался расслабиться. События прошедших суток тут же безостановочно закрутились в мозгу, пестрым калейдоскопом.

Последнюю ночь перед полетом, мы провели в маленькой гостинице в Ясенево. Было маловероятно, что правоохранительные органы за такое короткое время смогут установить наши личности и найти нас, но рисковать я не хотел. Кроме того, я боялся, что люди, пославшие тех, сгоревших форде, гораздо ближе к нам, чем милиция. Поэтому, щедро расплатившись с удивленной Вероникой Николаевной, мы вскоре заняли небольшой уютный номер на Литовском бульваре.

Ровно в пять утра наша сладкая парочка появилась в аэропорту у стойки регистрации на рейс Москва-Дюссельдорф. Желающих лететь в такую рань оказалось немного. Мы сдали наши сумки в багаж, прошли паспортный контроль и личный досмотр. Оказавшись в зоне дьюти фри, невыспавшаяся Сашка прикорнула на лавочке. Я прошелся вдоль витрин, наблюдая за тем, как зал постепенно заполняется нашими попутчиками. В основном, это были иностранцы. Наших соотечественников было меньше.

Вскоре нас пригласили на посадку. Я взял полусонную Сашку за руку и повел ее по тоннелю к самолету. В дверях аэробуса нас встретила улыбающаяся немецкая стюардесса – светловолосая молодая девушка в кокетливой пилотке. Она приветствовала пассажиров на ломаном русском языке. В салоне нас ожидал сюрприз. Наши места оказались заняты какой-то семейной парой с маленьким ребенком. Сидевшая у прохода брюнетка средних лет вопросительно посмотрела на меня, когда я остановился возле нее. Ее лысый супруг вообще не обратил на меня никакого внимания. Он был занят возней с сыном – большеголовым, крутолобым карапузом. Я достал наши билеты и, не зная, на каком языке обратиться к женщине, просто показал номера наших мест.

Женщина взглянула на билеты, достала свои, и переполошилась. Смущенно улыбнувшись, она повернулась к мужу и начала что-то многословно объяснять ему с истинно итальянской экспрессией. Тот сделал недовольное лицо.

– Что это они так взбудоражились? Перепутали право и лево? – спросила Сашка, стоявшая у меня за спиной.

Итальянка тем временем убедила супруга, что нужно переселяться и они, более не мешкая, заняли три места через проход от нас.

– Извините! – с сильным акцентом произнесла брюнетка по-русски, и повторила по-английски: – I’m sorry!

– Все в порядке, – ответил я ей тоже по-английски.

Итальянка последний раз улыбнулась и занялась своим мальчуганом.

– Что ты ей сейчас сказал? – тут же пристала Сашка.

– Сказал, чтобы она на меня не рассчитывала – у меня уже есть одна надоедливая особа, – ответил я, улыбнувшись.

– Да ну тебя совсем! – надулась девчонка. – Я тебя серьезно спрашиваю. Мне же не понятно, о чем вы говорите.

– Я тебя предупреждал, что нужно язык учить, – напомнил я. – Что ты будешь без меня делать?

Сашка пренебрежительно фыркнула.

– Я смотрела твой немецкий словарь. Дохлый вася! Мне никогда в жизни не выучить такие длинные слова. То ли дело наш русский – коротко и ясно!

Я засмеялся.

– Поверь и в русском языке есть длинные слова. Еще длиннее немецких.

Сашка загорячилась.

– Это, какие? Ну-ка обоснуй, лингвист!

– Ну, например, «выкристаллизовывающиеся»!

– Чегооо? – округлила глаза девчонка. – Это что за хрень?

– Такое вот длинное слово, – ответил я, невинно глядя на нее.

Пока мы вели научный спор, все пассажиры заняли свои места. Привстав, я оглядел салон. Самолет был наполовину пуст. Третье место рядом с нами также осталось свободным. По команде командира корабля мы пристегнулись, и наш аэробус начал короткий разбег…

Я видимо успел заснуть, потому, что меня вернул к действительности громкий детский крик. Кричал сын итальянской четы. Мальчишке надоело сидеть в кресле, и он решил прогуляться по проходу между креслами. Однако родители не одобрили его решения. Сорванец изо всех сил вырывался из любящих рук и истошно орал. Сашка тоже проснулась и, протирая глаза, спросила:

– А нас в этой твоей Люфтваффе кормить будут?

– В «Люфтганзе», – машинально поправил я девчонку, наблюдая, как счастливые родители борются со своим отпрыском. – Конечно, скоро будут кормить.

– Пора бы, – сладко зевая, заметила Сашка. – Уже больше часа летим, а еще ничего не давали. Это как-то не православно!

Тем временем упрямый карапуз завоевал свободу. Итальянка поставила его на пол возле своего кресла и протянула сыну конфету. Однако мальчишка оказался не только упрямым, но и злопамятным. Он схватил конфету и с ревом бросил ее в мать. Та поймала лакомство и строго сказала:

– Alla mamma no!

Сорванец заревел еще громче и замахнулся на женщину ручонкой.

– Dimitri, alla mamma no! Alla mamma no! – несколько раз повторила итальянка.

– А пацан-то русский! – шепнула мне Сашка. – Она его Дмитрием называет.

– Наверно взяли мальчонку из детского дома, – предположил я, – и теперь везут к себе в Италию.

Девушка с сочувствием посмотрела на плачущего малыша.

– Бедненький…

Итальянка, наконец, отпустила своего капризного Дмитрия в свободное плавание. Вредный мальчишка подошел к нам, качаясь на еще не окрепших ножках. Он ухватился за кресло, чтобы не упасть, и, глядя на нас, вдруг заулыбался во всю свою зареванную мордашку. Сашка перебралась через меня и подхватила карапуза на руки. Мальчишка не протестовал. Девушка присела на свободное место и принялась весело играть с совершенно успокоившимся ребенком. Димка звонко смеялся и что-то лепетал по-русски. Его иностранная мать некоторое время ревниво наблюдала за ними, потом порывисто забрала мальчика и, несмотря на его вопли, утащила в туалет. Муж-итальянец с облегчением вздохнул, опустил спинку кресла и накрыл лицо газетой.