Лев Дворецкий - Безоружна и очень опасна

Отец слушал меня и грустно улыбался, назвал меня фантазеркой, сказал, что уже имел возможность убедиться, насколько я беззащитна, и поэтому не может и речи идти о том, что уже все опасности позади и что теперь можно как-то постоять за себя. Да и с Таней поступить так, как я предлагаю, не выход. «Один в поле не воин, — сказал отец, — тут надо всю систему менять».

Между тем отец не отказался от мысли отправить меня на время к матери в США. Я, в принципе, была с ним согласна, но прежде всего мне нужно было утрясти вопросы, связанные с поступлением в Высшую школу МВД. До начала занятий оставалось еще три месяца, надо было сдать необходимые документы и выяснить, по каким предметам готовиться, чтобы достойно предстать перед приемной комиссией.

Но все устроилось как нельзя лучше. Генрих обрадовал: иду без экзаменов — и сразу на второй курс. При поддержке генерала мне зачли университетские годы, так что до осени я была свободна. Поделилась с Генрихом своими планами о поездке к матери, он их одобрил.

В Союзе я был Виктор Макарович Холодов, а здесь, в США, для удобства стал Виком Макартуром. Получили, наконец-то, с Надей гражданство, ну а родившемуся здесь Сержу с момента появления на свет суждено было стать гражданином США. Не сразу здесь прижились, первые годы были особенно трудными. Я подрабатывал где и как мог. Так, наверное, и остался бы в ранге подсобного рабочего, если бы не встретил земляка — Николая Багрова. Он из бывших уголовников, с десяток лет провел в местах не столь отдаленных, хотя в свое время окончил институт, получил экономическое образование. Воровал он по-крупному. Окружил себя верными людьми и делал хорошие деньги, пока не попался. Отсидел, снова погорел и опять за решетку. Известным стал в уголовном мире, Паханом величали. Такой чин в этих кругах так просто не выдается, его надо уметь заслужить. Николай сумел. Вообще-то он голова. В нынешних условиях мог, конечно, и в России приспособиться, развернуть собственное дело. Но тесновато ему там показалось, и он слинял за рубеж. Приехал немного позже меня, а уже заимел свои каналы, связи, людей, и все четко действует, приносит, по моим расчетам, приличный навар. Он что-то продает, покупает, организует отправку партий товаров в Россию и другие страны.

А познакомились случайно. По приезде в Америку Надя как-то сразу захандрила, по дочке скучала, казнила себя за то, что так бессердечно обошлась с бывшим мужем. Узнав, что ее мать, оставшаяся в Москве, неожиданно умерла, засобиралась на похороны. Еле отговорил: куда она без денег… В общем, настроение у меня было — хуже некуда. Днем навкалываешься, а придешь домой — весь вечер выслушиваешь упреки, вздохи, сетования на тяжкую судьбу, в которой повинен я. Стал забегать в ресторанчик, пропускать рюмочку-другую. Однажды сижу за столиком, потягиваю виски и слышу рядом сочный русский мат. Обернулся. Двое наших разговаривают, пьют, закусывают. На столе две бутылки «Пшеничной». Не удержался, подсел.

— Ребята, — говорю, — извините, я на минутку к вам. Услышал родную речь, не смог с собой совладать, хочу засвидетельствовать вам свое почтение.

— Что ж, присаживайся, приятель, — пригласил тот, к которому я оказался ближе.

— Откуда ты такой взъерошенный и одинокий? — последовал вопрос второго.

— Живу здесь, кое-как карабкаюсь.

— Ладно, пей, потом расскажешь. — Этот второй придвинул мне наполненный бокал.

— Вообще-то не пью… в таких дозах, — поломался я для порядка и предложил тост за встречу и знакомство. Чокнулись. Порции как раз хватило на пару добрых глотков.

— Давай еще по одной, — засмеялся угостивший меня.

Я не возражал. Пили много, бутылки на столе сменялись одна за другой. Разговор наш становился все более теплым, откровенным и дружеским.

Удивительно, но голова оставалась совершенно ясной. Поведал я им о себе, о своей жизни. Они о своей. Тот, кто угощал, оказался Багровым Николаем, а ближайший мой сосед по столику — его приятелем, Михаилом Романчиковым, приехавшим из России в Штаты в качестве туриста. Меня, естественно, интересовал больше Багров. Договорились с ним встретиться в этом же ресторане через недельку и обсудить проблему моего трудоустройства.

Мой новый знакомый меня обнадежил. Он так и сказал на прощанье: «Найдем тебе интересное и денежное дело. Будешь доволен». Я сразу почувствовал деловую хватку. Такой человек даром слов на ветер бросать не будет. Какой ему резон трепаться? Мог ведь сразу меня отфутболить или вообще эту тему не поднимать. Посочувствовал бы в лучшем случае, и все. А тут сам назначил время и место встречи.

Дома я рассказал обо всем Наде. Она только поморщилась и чертыхнулась:

— Опять нализался!

— Жаль, что тебе совсем безразлично, где я буду работать и как мы будем жить, — изобразил я обиду.

Надя лишь зябко повела плечами, посмотрела на меня внимательно и сказала ровным и спокойным голосом:

— У меня тоже есть для тебя новость.

— Да? И какая же? — спросил я игриво, пытаясь хоть как-то растормошить ее.

— У нас будет ребенок, и я не знаю пока, оставлю его или нет.

— Как это не знаешь! — вскричал я. — Что же, по-твоему, я посторонний здесь человек и мое мнение ничего для тебя не значит?

— Чего же ты хочешь? — спросила Надя тем же бесстрастным тоном.

— Надюша, прежде всего ты должна успокоиться. — Я подошел к ней, поцеловал. Она меня оттолкнула и отошла к окну.

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Конечно, оставить, — твердо сказал я и стал говорить о том, что накипело. — Мы приехали сюда, чтобы начать новую жизнь. А ничего не получается, потому что нет ребенка. Ты и хандришь оттого, что все время одна, со своими думами и сомнениями. Ко мне относишься как чужая, более того, неприязненно. Разве я тащил тебя сюда силой? Сама ведь пошла со мной, порвав с прошлым, даже родную дочь остановила.

Она вздрогнула.

— Прошу тебя, не трогай эту тему. Хорошо, пусть будет так, я оставлю ребенка, попробуем еще раз сохранить семью. Я действительно виновата кругом — и перед ними, и перед тобой. Только не пей больше, пожалуйста.

Я дал честное слово.

Надя села за стол и взяла свое вышивание. Больше она не поднимала головы, как будто меня не было в комнате. Я смотрел на нее и думал: неужели это та самая жизнерадостная красавица, ослепительная улыбка которой сводила с ума всех мужиков в нашей лаборатории. До сих пор удивляюсь, как это мне удалось увлечь ее и увезти от семьи. Но вот прошли первые годы жизни под одной крышей, и я увидел, что Надя — обыкновенная, ничем не примечательная домохозяйка, к тому же быстро растерявшая свою привлекательность. Во мне она сильно разочаровалась. Так и живем. Я надеялся, что с рождением ребенка у нас все наладится, и в этой мысли я еще более укрепился после встречи с Багровым.