Юлиан Бардин - Империя страха

— Какая работа? Сегодня же выходной — суббота.

Он смачно хлопнул себя по лбу и расслабленно упал на кровать. Но тут же поднялся и принялся неторопливо одеваться.

— Ты куда? — в очередной раз переспросила Маша.

Не вдаваясь в подробности, Антон многозначительно ответил:

— Да так, есть кое-какие делишки, но это не займет много времени. Через пару часов вернусь.

— А мне что прикажешь делать? — притворно надулась девушка.

Задумавшись на несколько секунд, Лямзин предложил:

— Может быть, ты в мое отсутствие перевезешь свои вещички и чего-нибудь приготовишь поесть? Но если не хочешь…

— Так и сделаю, — прервала она Антона, пристально глядя в его глаза преданным взглядом.

Майор достал из кармана бумажник, извлек из него несколько пятидесятитысячных купюр и положил их на тумбочку:

— Вот деньги на продукты и всякие расходы. Ключи висят на вешалке, а я пошел.

Чмокнув на прощание Машу, Антон вышел, плотно прикрыв за собой дверь.

Послышался настойчивый звонок в дверь, и Абрашка вздрогнул, всем телом, как будто через него пропустили электрический ток.

Набросив на жирные телеса домашний халат, он осторожно прошелестел по коридору и приник к дверному глазку.

На площадке стояла миловидная девушка лет двадцати пяти и беззаботно улыбалась хозяину квартиры.

Не почуяв никакой опасности, Абрашка щелкнул замками и сбросил массивную, кованую цепочку. Но едва он приоткрыл дверь, как был отброшен сокрушительным ударом чьих-то, никак не женских, ног.

«Налетчики, — пронеслось в его голове, — навел-таки Гвоздик отморозков!»

В квартиру ворвались трое крепких парней в штатском — в руках они держали короткоствольные пистолеты Макарова.

Предвосхищая события, толстяк запричитал:

— Забирайте все, только не убивайте! Я Гвоздику все верну до копейки. Деньги там, в книжном шкафу, за зеркальной стенкой.

Никто из присутствующих даже не посмотрел в сторону шкафа, а один — низкорослый широкоплечий крепыш — достал из кармана красную корочку удостоверения и, протянув ее лежащему на полу человеку, сказал:

— Уголовный розыск, капитан Прол.

— А?! — На оплывшем лице хозяина квартиры поочередно сменились несколько красноречивых выражений: сперва радостное облегчение, затем недоумение, а после откровенная жалость и злость на свой длинный язык.

Капитан присел на мягкий пуфик у входа и вопросительно уставился на толстяка:

— Если не ошибаюсь, гражданин Цимбалевич Абрам Иосифович?

Вместо ответа Абрашка лишь покорно склонил голову, обхватив ее коротенькими ручонками.

— Нас интересуют краденые ювелирные изделия, которые вы скупаете у воров, — принялся наседать на него капитан. — Предлагаем оформить добровольную сдачу — это будет учтено на суде как смягчающее обстоятельство.

Цимбалевич угнетенно молчал, раскачиваясь из стороны в сторону, как напившийся до чертиков пропойца, пытающийся определить собственное местонахождение.

— Вы готовы сотрудничать? — брал с места в карьер опер с Петровки.

— Готов, — заплетающимся языком промямлил толстяк.

Старший группы повернулся к своим подчиненным и властно приказал:

— Пригласите понятых.

Открылась дверь, и в квартиру вошла та самая молодая особа, чей смазливый лик сбил с толку жирного ювелира. Вслед за ней прошествовала седенькая бабуля — соседка Цимбалевича по лестничной клетке.

— Действуйте, любезный Абрам Иосифович, — подтолкнул его капитан и тут же обратился к одному из помощников: — Будешь вести протокол.

Понуро опустив седую голову на вздрагивающую грудь, Абрашка вошел в комнату и принялся деловито освобождать стеклянные полки серванта.

Когда на полу выстроилась внушительная батарея из хрустальных бокалов и всевозможных рюмашек, Цимбалевич нажал на какую-то потайную пружину, и зеркальная стенка плавно отъехала в сторону.

Любопытным взглядам присутствующих открылась темная ниша, доверху наполненная картонными коробочками и полиэтиленовыми пакетами.

Толстяк достал оттуда черный пластиковый бокс, походивший на школьный пенал, и протянул его оперу:

— Вот — это то, что вас интересует.

— Посмотрим-посмотрим, — внешне безразлично отозвался Прол и принялся рассматривать побрякушки.

Его лицо при этом заметно оживилось, а на губах заиграла самодовольная усмешка:

— Насколько я понимаю, это как раз и есть те самые вещички, похищенные вчера на квартире Милютиных. — Это заявление капитан адресовал притихшим в сторонке коллегам. — Составь опись, — приказал он высокому шатену с хищным выражением лица и маленькими бегающими глазками.

Пока менты занимались нудными формальностями в присутствии обалдевших свидетелей, Прол крепко взял Цимбалевича за руку и увлек в соседнюю комнату.

— Колись, кто тебе это принес? И между прочим, — лицо капитана стало похоже на лисью мордочку, — что-то я не вижу здесь еще одной драгоценности…

— Какой? — искренне удивился ювелир. — Все, что мне принесли, я честно отдал. Может, мне чего и не показали…

— Где цепочка, — зло и напористо выпалил капитан. — Ну, колись, быстро?! И кто тебе это приволок, у кого купил?

Только сейчас Абрашка вспомнил ту никчемную цепь, которую отказался взять у Гвоздика. Но, по правде сказать, он удивился, что опер уделяет столь малоценной вещичке так много внимания.

Вслух же он произнес:

— Да, действительно, была такая безделушка, но я ее не взял. Кому она нужна — ей цена три копейки в базарный день.

— А у кого купил остальное? — продолжал настаивать Прол.

Цимбалевич откровенно смутился, не решаясь заложить вора. Его замешательство не укрылось от цепкого взгляда мента, и тот проникновенным голосом сказал, как будто разговаривал с близким другом:

— Ты не ссы, скажи мне по секрету, а я тебя ни за что не выдам. Может, получится оформить явку с повинной, и отделаешься до суда подпиской о невыезде. А практика такова, что кто приходит на суд своими ногами — тот так же и уходит, избегая общения с тюремным воронком.

— Ну, я не знаю… — неуверенно начал Абрашка.

Однако капитан перебил его, заговорив вновь, но уже более жестко и неумолимо:

— Смотри, допрыгаешься. Я ведь могу дело повернуть и так, что ты оказал сопротивление при аресте, а значит, нуждаешься в превентивных мерах. — Что это значит, он и сам не знал, но не преминул высказать собственное предположение: — Привинтят тебя к нарам в камере несколько здоровенных жлобов и начнут взламывать целку в твоем жирном пердильнике. Как тебе такая перспективка?

Дальше можно было не продолжать — ювелир спекся, как пасхальный кулич. Различия между двумя предложенными вариантами были настолько несопоставимы, что толстяк заговорил: