Юлиан Бардин - Империя страха

Спустя какое-то время из дома показался Чижов, внимательно всматриваясь в лобовое стекло автомобиля. Заметив, что, кроме Антона, в машине никого нет, он распахнул широкие створки и позволил «Опелю» въехать во двор.

— Держи, — Лямзин протянул каскадеру несколько полиэтиленовых пакетов с продуктами и запер машину, нажав на маленькую кнопку электронного брелока сигнализации.

Когда мужчины вошли в дом, Иваныч передал сумки девушке, а. сам настойчиво схватил Антона за рукав куртки и увлек того в глубину холла.

— Смотри, — почти торжественно произнес он, обращаясь к новоиспеченному приятелю и указывая на висящую на стене картину, — тебе это ничего не напоминает?

Майор буквально остолбенел, глядя на старенькую церквушку, в тени которой расположился молоденький дубок с зеленеющей кроной.

— Откуда? — только и смог произнести он, чуть придя в себя.

— От верблюда, — засмеялся Иван и охотно пояснил: — Моему отцу досталась от деда коллекция картин. Но большой ценности они не представляли, да и папаша никогда не питал особой страсти к живописи — он был достаточно приземленной натурой. До сих пор оставшиеся полотна валяются на нашем чердаке.

Антон нетерпеливо прервал его:

— Но как она здесь оказалась?

Изобразив на лице откровенное неудовольствие, каскадер назидательно сказал:

— Не перебивай, и все узнаешь, Так вот, — повел он дальше свой рассказ, — когда Паша построил себе эту хибару, то решил закатить пир на весь мир. Приглашенных было много, кстати сказать, странно, что тебя там не было.

— Я в это время работая за границей, — неопределенно ответил Лямзин, явно желая услышать продолжение.

Понятливо кивнув, Чижов заговорил вновь:

— Короче говоря, у меня тогда не было денег на подарок, и моя благоверная посоветовала подарить Пашке эту самую картину, решив, что мы не сможем подобрать из скопившегося на чердаке хлама ничего более достойного. Я так и сделал.

Антон ошарашенно молчал, не в силах оторвать любопытного и вместе с тем восторженного взора от живописного полотна. Наконец он обрел дар речи и произнес:

— Ну что ж, половина дела сделана. Между прочим, я тоже не зря прокатился. — Он загадочно улыбнулся, глядя на собеседника. — Кажется, у нас появился реальный шанс найти цепочку, правда, могут возникнуть определенные трудности, но вдвоем это нам под силу.

Иваныч опустился в ближайшее кресло и вопросительно взглянул в глаза приятелю:

— Не томи, рассказывай.

Майор неторопливым жестом извлек из кармана пачку сигарет, любезно предложил их товарищу и, прикурив от газовой зажигалки, начал излагать свой план:

— По всей видимости, цепочка находится у некоего Юры Дегтярева…

— Кто он такой? — на этот раз перебил его Иван.

Улыбнувшись, Антон наградил приятеля таким взглядом, что у того отпала всякая охота еще раз встревать в монолог.

Тем не менее Лямзин ответил на поставленный вопрос:

— Он вор. Сегодня его выпускают из следственного изолятора и плотно присядут на хвост, то есть будут водить до тех пор, пока не выйдут на цепочку. Наша задача перехватить Дегтярева из-под носа топтунов.

Воспользовавшись тем, что майор замолчал, Чижов высказал собственное мнение по этому вопросу:

— Я, конечно, не профессионал в ваших делах, но подозреваю, что это не так просто сделать.

Глубоко затянувшись, Лямзин поймал в ладонь свалившийся с кончика сигареты пепел и охотно отозвался:

— Конечно. Но для этого и существуют мозги. Кстати, — оживился он, — ты правда каскадер?

Иваныч громко рассмеялся и произнес:

— Конечно, не такой крутой, как меня расписывал Пашка, но кое-что мы все-таки магём, или могем.

— Это облегчит нашу задачу, — чему-то усмехнулся Антон и переключился на другую тему. — Между прочим, я догадываюсь, кто на тебя насел. Молись Богу, что ты еще жив, а не отправился кормить рыбок в Москве-реке.

Чижов устало провел ладонями по бледному лицу и вяло отозвался:

— Честно говоря, я и сам об этом догадывался, но смерть — это не самое худшее в нашей жизни.

— А что же тогда? — искренне удивился Лямзин.

Помолчав несколько секунд, как будто желая придать готовой сорваться с губ фразе особую значимость, Иваныч глубокомысленно изрек:

— Самое худшее — это страх! А, признаться по правде, за эти два дня я пережил столько унизительных мгновений, сколько не испытывал за всю свою жизнь.

— Слушай, — иронически заметил комитетчик, — да ты у нас философ. — Но тут же перешел на вполне серьезный тон: — Мы живем в такой стране, где ничто не делается без страха.

— Страна ужасов, — попытался пошутить Иваныч.

Но майор не принял его шутливый тон, и он процедил сквозь зубы с нескрываемой горечью в голосе:

— Нет, пожалуй, не страна, а империя — империя страха.

В эту секунду на пороге появилась Маша, и мужчины были вынуждены прервать свою беседу.

Девушка же, до которой долетели обрывки сказанного, улыбаясь, произнесла:

— Ну что, философы двадцатого века, может, спустимся с небес на грешную землю и перейдем от духовного к материальному? Обед ютов, правда, легкий и экспромтом — только чтобы заморить червячка. Поосновательнее приготовлю позже.

Чижов нетерпеливо вскочил и направился на кухню вслед за удаляющейся блондинкой, при этом весело приговаривая:

— Не помню, кто изрек, но подмечено правильно — люблю повеселиться, особенно пожрать. Антон, догоняй.

Майор неторопливо поднялся и зашагал за ними, держа между пальцами истлевший окурок. В отличие от каскадера, он не выглядел таким уж голодным, скорее относился к предстоящей трапезе как к чему-то утомительному, но необходимому.

Маша, как и подобает женщине, уже вовсю хозяйничала на кухне, чем напрочь лишила мужчин возможности продолжить прерванную беседу. Но и они сами не стремились вести волнующие их разговоры в присутствии девушки, здраво рассудив, что всему свое место и свое время.

Гвоздик не пытался скрыть искренней радости, когда оказался за воротами следственного изолятора, — его лицо расплылось в довольной улыбке, а во всем теле появилось ощущение легкости, даже некоторой невесомости. И он едва ли не вприпрыжку направился по улице к ближайшей станции метро, бросая на встречных прохожих гордые, слегка насмешливые взгляды, как будто они могли разделить с ним его веселье.

Единственным его желанием в эту секунду было как можно скорее добраться до спрятанных на соседском балконе денег и где-нибудь загулять с обворожительными бестиями.

Вдруг он вспомнил пышногрудую Лелю, которой подарил никчемную, как тогда казалось, безделушку, и мысли вора переключились на злополучную цепь..

«Что же это мусора так в нее вцепились, — удивился про себя Дегтярев, — наверняка она какая-то антикварная редкость. Но почему Абрашка не увидел в этой цепочке ценности?