Анатолий Афанасьев - Радуйся, пока живой

Параллельно, заранее подготовив необходимые документы, он начал искать встречи с воскресшим племянником президента Теней Попрыгунчиком, с которым их связывали не только попойки и удачные, хотя небольшие сделки, но какое-то подобие мужской дружбы. Теню он знал с института, когда тот еще не был ничьим племянником, а был просто добрым, славным парнем, немного губошлепом, отчего нередко попадал в неприятные истории. Доходило до смешного. Однажды пьяный Теня помчался куда-то на мотоцикле и сшиб по дороге гуляющую бабульку. Будучи гуманистом, он не оставил потерпевшую без помощи, сложил ее в коляску и повез в больницу, но заблудился и уснул прямо на ходу. Вместе с бабулькой и мотоциклом слетел с набережной в Москва-реку, и тут, казалось бы, грустное приключение должно было закончиться. Однако никто не утонул. Геня при падении хрястнулся обо что-то башкой и вырубился окончательно, но бабулька от ледяной ванны оклемалась и мало того, что спаслась сама, но и Геню за волосы вытащила на берег. Она оказалась известной пловчихой и совсем не старой, сорокалетней женщиной. Потом носила Гене в больницу передачи, и именно от нее он подхватил какой-то экзотический гавайский триппер, с которым промучился целый семестр. Подобных несуразных случаев с Геней Попрыгунчиком, вследствие его доверчивости и вечной сексуальной озабоченности, происходило немало, и Егоров помогал ему, чем мог. В их связке он всегда был главным, такое положение сохранилось и в поздние годы, когда Попрыгунчику подвалила невероятная везуха — двоюродный дедушка на троне. Их дружба сохранила очертания юношеской незамутненно-сти, и, возможно, это объяснялось тем, что Егоров по каким-то ему одному известным соображениям совершенно не пользовался связями Попрыгунчика, не обращался к нему с просьбами, разве что на дядюшкиной компании «Голосуй сердцем» нарубил бабок (удвоил капитал), но это святое дело, Попрыгунчик тут ни при чем.

Обстоятельства сложились так, что последние года полтора они не виделись, лишь изредка созванивались. Егоров издали наблюдал, как его старый товарищ, милый проказник и потаскун, буреет, надувается, как лягушка, которую накачивают воздухом, но не завидовал ему, скорее сочувствовал. Возвышение Попрыгунчика держалось на очень хрупкой опоре, на дядюшкином благополучии — и его, разумеется, ожидала судьба всех фаворитов, печальная, как правило, судьба. Сейчас он окружен всеобщей любовью, богат и всевластен, но как только хозяин-дядюшка пойдет на слом, а это вот-вот произойдет, всем его лизоблюдам, в том числе и племяннику, разом припомнят тайные и явные прегрешения. Хорошо, если Геню оставят пожить где-нибудь на убогой дачке, а скорее сковырнут, как козявку. В этой стране, как известно, по доброй большевистской традиции, победители топчут поверженных царьков до кровавого месива. Тем более, что дядюшка Попрыгунчика наварил таких Щей, что расхлебывать придется десятилетиями.

К удивлению Егорова выйти на Геню оказалось чрезвычайно трудно. Он звонил по кодовым номерам, но некоторое молчали, а по другим какие-то незнакомые люди устраивали ему форменные допросы да еще в неприлично настырном тоне: кто такой? зачем? по какой надобности? не желаете ли сперва повидаться с референтом Григоровичем? По профессиональной привычке Егоров отвечал уклончиво и себя не называл, но понимал, что отследить его звонки проще пареной репы. Вероятно, повышенные меры предосторожности были связаны с недавним похищением Попрыгунчика, в котором для Егорова тоже не все было очевидно. Дурацкая голливудская история с прыжками со скал и с чудесным спасением была шита белыми нитками, но факт оставался фактом: живой и невредимый Попрыгунчик с его блядовитой улыбкой опять мелькал на экране телевизора — Егоров видел его собственными глазами.

Через одного надежного парня из ГРУ за довольно приличную сумму он надыбал еще один, уже совершенно секретный номер телефона — и наконец удача ему улыбнулась. После обычных вопросов: кто? по какой надобности? — заданных с оскорбительным нажимом, в трубке вдруг возник щебечущий девичий голос, протараторивший:

— Да, да, да… Говорите, говорите…

— Я-то — да, да, да? — раздраженно бросил Егоров. — Я прошу Игната Семеновича. Неужели так трудно позвать?

— Я секретарша Игната Семеновича. Вы можете изложить свое дело мне.

— Как вас зовут?

— Меня зовут Галина Вадимовна.

Егоров почувствовал: клюет.

— Послушайте, Галочка. Передайте, что звонит его старый товарищ по институту, Глеб Сверчок. Уверяю, Геня обрадуется.

— Минуточку…

Ждать пришлось не минуту, а значительно больше. Егорова подмывало бросить трубку и оставить всю эту затею. Что-то тут не вязалось. Однако Егоров был не из тех, кто сходит с дистанции при малейшем опасном шорохе. Наконец женщина вернулась.

— Вы здесь, Глеб Захарович?

Ого, Захарович!

— Да.

— К сожалению, Игнат Семенович сейчас очень занят, но он готов встретиться с вами.

Говорила она с извинительными нотками, приятным, мелодичным голосом офисной шлюхи. У Егорова не осталось сомнений: Попрыгунчик допрыгался, его посадили на поводок. Но отступать было поздно. А учитывая все предыдущие звонки и то, что неизвестные оппоненты его вычислили (Захарович!), это было вдобавок и глупо.

— Хорошо, где я могу с ним встретиться?

Секретарша прощебетала, что около четырех Зенкович посетит теннис-клуб на Кутузовском проспекте и, если Егорову это подходит, сможет уделить ему двадцать минут. Егорову это подходило. Он тоже был членом этого элитарного клуба, как и десятка других, где обыкновенно тусовался продвинутый бизнес-класс. Некоторые из этих заведений ошеломляли своей экстравагантностью даже европейских коллег. К примеру, они с Попрыгунчиком года четыре назад, когда Геня только-только переходил из разряда обыкновенных богатых бездельников во всемогущие фавориты, любили заглянуть в небольшое загородное казино «Парагвайские грезы», где вся обслуга, и белая, и черная, работала исключительно голышом, включая солидных, обладающих большим чувством самоуважения крупье. Правда, официанты, девочки и мальчики для услуг, украшали себя страусовыми перьями, а более ответственный персонал, те же крупье, например, или бармены, повязывал шеи дорогими и почему-то всегда траурных тонов галстуками. В «Парагвайских грезах» они с Теней просадили кучу бабок, зато проводили там незабываемые дни и ночи. Ничем не омраченные, если не считать, что Геня, как водится, подцепил там пару раз африканский бубон, но это уж у него проходило фоном по всей жизни. В сущности, не было такой венерической заразы на Москве, которая хоть раз к нему не приклеилась.

Теннис-клуб «Вурдалаки» на Кутузовском проспекте пережил пору расцвета в те благословенные, совсем недавние, а теперь кажется, уже мифические времена, когда обожаемый всеми президент в похмельном угаре выбегал на корт, и вся верховная челядь, включая творческую интеллигенцию, актеров и писателей, мгновенно обернулась фанатами большой ракетки, напялила на худосочные телеса игривые шортики и платила бешеные деньги теннисным инструкторам, лишь бы хоть немного овладеть мудреной аристократической игрой. Уморительные турниры, презентации, блеск дамских нарядов, икра и шампанское, теннисный бум, когда, бывало, один удачно запущенный зеленый мячик приносил целое состояние. Господи, куда все подевалось! Казалось, пир только начался, не ленись, играй на повышение, — и вдруг вычерпали страну до дна. Умолкла музыка, лакей, тушите свечи — и недужный президент, всеми преданный, из последних сил отражает наскоки оппозиции. Как после этого сохранить веру в идеалы?